Легенды

Богатое крымскотатарское устное народное творчество — яркий выразитель своеобразия народа, его истории. Особое место в крымскотатарском фольклоре занимают сказки и легенды. Известный фольклорист С.Д. Коцюбинский отметил: «Послушайте татарские сказки. На редкость разнообразные по тематике, сверкающие стилистическими узорами, они, как старинные клинки, хранят еще на себе прежнюю чеканку многих столетий и мастеров». Такое высказывание как нельзя лучше характеризует этот жанр народного творчества.

По содержанию крымскотатарские сказки условно можно разделить на сказки романтического типа (волшебные) и реалистического типа (бытовые).

К самому древнему виду сказочного эпоса можно отнести волшебные сказки. Начинаются они обычно словами «Бир заманда бар экен, бир заманда ёкъ экен…» («Было некогда это или не было…»). Примером такой сказки может служить «Сказка о бедном дровосеке и чудесном талисмане», где основную волшебную силу, помогающую главному герою, олицетворяет Змея, являющаяся тотемом крымскотатарского народа. В таких сказках сразу же намечается мотивировка раскрытия сюжета: похищение героя, поиски талисмана, счастья. Как правило, сказка строится по способу нанизывания друг на друга нескольких эпизодов. При этом сюжет раскрывается таким образом, что главный герой почти нейтрален — приключения происходят как бы набегая на него. Повествование таких сказок строится обычно кольцевым способом — когда одна сказка включает в себя так называемую вставную.

комментариев 8 to “Легенды”

  1. Гелани Says:

    В этой легенде наглядно показано что крымские татары адыги и чеченцы когда считали себя братскими народами. А также что в наших народах были великаны. Не буду углуюбляться в историю, почитайте. Жду отзывов.

  2. Гелани Says:
    Чэчаныко Чэчан ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ. Чэчан большую часть своей жизни проводил в седле. Пристрастие к странствиям было чертой его характера. Из дому он отлучался надолго и тогда его жена, кроме которой никого не было в семье Чэчана, терпеливо ждала его возвращения. И на этот раз он исчез надолго, оставив жену в ожидании рождения ребенка. Родился сын. Мать решила не давать ему имени, пока не вернется отец. Пусть он назовет малыша по своему желанию. Но вот прошло уже больше года, а Чэчан все не возвращался. Женщина потеряла уже всякую надежду на то, что они когда-либо снова встретятся, решила, что мужа уже нет в живых. Тогда она через посредника, как этого требует адыгейский обычай, созвала близких друзей Чэчана и объявила о том, что Чэчан, видимо, погиб. Ее скорбь и уныние тронули сердца преданных товарищей Чэчана. — Живого или мертвого, но мы его во что бы то ни стало найдем, — в один голос заявили они и, оседлав горячих коней, отправились на поиски. Обыскали близкие и дальние края, но нигде не нашли Чэчана ни живого, ни мертвого. «Если бы он был жив, мы бы непременно набрели бы на его след. «Если бы он погиб от рук нескольких злодеев, то о смерти его мы прослышали бы тоже. Скорей всего Чэчана убил кто-то один, который молчит», — так решили нарты. Вернувшись к жене Чэчана, они сказали: — Его нет в живых, иначе мы непременно отыскали бы его. — Нужно объявить оплакивание, — решила она. Целый год длилось оплакивание. Целый год со всех концов адыгской земли в дом Чэчана приходили люди, чтобы выразить соболезнование вдове, почтить добрую память славного джигита. Люди любили Чэчана за его щедрость, отзывчивостъ, справедливость и потому слезы их были искренними и горькими. Когда оплакивание завершилось, жена Чэчана пришла к его преданным друзьям и сказала: — Как я благодарна вам за ваше внимание к моему горю, за добрые слова, которые вы говорили о Чэчане. Теперь я вдова. Но не забывайте мой дом. В любое время его двери для вас гостеприимно открыты. На это мужчины так ответили ей: — Спасибо и тебе, сестра. Мы сделали все, что могли, чтобы почтить памятьть Чэчана. Теперь нужно подумать о том, какое имя дать его сыну. — В честь нашего погибшего друга Чэчана назовем мальчика Чэчаныко Чэчан (Ч э ч а н ы к о Ч э ч а н — Чэчан сын Чэчана). По обычаю адыгов ребенку, которому нарекают имя, шьют рубаху. Но вместо этого нарты решили подарить трехлетнему мальчику коня, доспехи и оружие, которые необходимы каждому наезднику. Мать не отпускала сына от себя, ни на минуту не спускала с него глаз. А о том, чтобы он вышел со двора, бродил по аулу, и речи де могло быть. Она понимала, что если сын вырастет под неусыпным ее наблюдением и будет хорошо воспитан, из него выйдет толк. Это подтверждали хорошие личные качества мальчугана — его ловкость, смелость, умение сдерживать себя. Так и жил он, окруженный вниманием матери, до тринадцати лет. Но однажды он все же вышел за ворота и присоединился к шумной ватаге аульских ребятишек. Не ладилась у него с ними игра. За кем погонится, к кому притронется, тому обязательно сделает больно. Одному нечаянно вывихнул руку, другому ненароком порвал рубаху… — Если ты такой силач, почему же не рассчитываешься с тем, кто отправил на тот свет твоего отца?! — кричали наперебой ребята. Услыхав такое, Чэчаныко Чэчан стал хмурым и, не сказав никому ни слова, вернулся домой. Мать забеспокоилась, увидев его печальным и озабоченным. _ Зачем ты вышел со двора? Я знала, что это не приведет к хорошему! Что случилось с тобой, мой сын? _ Ничего со мной не случилось, — ответил Чэчаныко Чэчан, — никого я не видел, ничего не слышал. У меня болит вот здесь немного, — он указал на живот. — Свари мне овсяного киселя и дай молодого меду. — Это дело не хитрое, — сказала мать и быстро приготовила все, что просил сын. Принесла, поставила перед ним. А он сидит молча, не прикасается к еде. — Почему же ты, мой Чэчан, не ешь? — Не хочу один. Давай вместе… — Что это с тобой? Мы никогда не ели с тобой из одной посуды. Как почетному гостю, я всегда все подавала тебе отдельно. Да и не хочу я есть. Так что ешь один, без меня. — Тогда убери все, и пусть я умру от болей в желудке. Ничего в рот не возьму, — мрачно заключил сын. — Ах, какой ты упрямый. Ладно уж… Когда мать протянула руку к тарелке, Чэчаныко Чэчан схватил ее руку и окунул в горячий овсяной кисель. Мать вскрикнула: — Что ты делаешь, мне же больно! — Поклянись, что ты скажешь правду! — Клянусь небом, скажу все, что знаю! — ответила мать. Чэчаныко Чэчан отпустил руку матери, вытер ее полотенцем и смазал кислым молоком. — Сегодня мальчики, с которыми я играл, открыли мне глаза. До сих пор ты ничего не говорила, а я тебя ни о чём не спрашивал. Но сегодня спрошу: кто мой отец, что с ним произошло? — Эх, ты… — вздохнула мать. — При жизни твоего отца я не была счастливой, а теперь и от тебя радости не вижу. Твой отец по году и больше не возвращался домой, а я, как затворница, сидела дома и ждала его… Надеялась, что ты, став мужчиной, и за отца отомстишь, и мне дашь покой. Но ты торопишься, не хочешь дождаться срока. Видно, на роду мне написано не знать радости. Я должна была тебе все рассказать тогда, когда тебе исполнится 18 лет. Но ничего не поделаешь. Слушай. В наследство тебе от отца остался серый походный конь, оружие и воинские доспехи. Это второй конь и второй набор оружия и доспехов. Первый пропал вместе с отцом. Коня я держу вдали от посторонних глаз, оружие и доспехи спрятаны в другом месте. Семь раз на день я перетираю их, смазываю, перевешиваю с места на место. Ты еще ребенок, но уже хочешь владеть всем этим, пуститься в путь, Что ж, я бессильна помешать тебе. Значит, так и должно быть. Слушай же, что я скажу тебе. Серый конь — это твой верный товарищ и проводник. А потому ни в коем случае не дергай его за поводья. Пусть он идет сам, свободно. И на перекрестках дорог давай ему возможность самому делать выбор. Если он остановится, не подгоняй, пусть отдыхает. А ты в это время ослабь подпруги, похлопай его по спине, оботри глаза и морду. С наступлением ночи он непременно остановится на том месте, где прежде делал привал твой отец. Не расседлывай коня, а только закинь повод на луку седла. Покорми его и сам поешь. Лишь с рассветом трогайся в путь. Если встретишь в пути человека, нуждающегося в помощи ближнего, не проходи мимо, не позорь имени твоего отца. Отец всегда был отзывчив и добр к людям. Я очень верю в то, что ты цел и невредим возвратишься из похода. Дай бог только, чтоб ты ушёл из отчего дома в добрый час. Помни, сын: дом, у которого остановится твой конь, может быть домом друга или недруга отца. Будь внимательным и ты правильно оценишь обстановку. Знай, что отец твой погиб не в честном бою, а от руки вероломного убийцы, который действовал в одиночку. Мать стала собирать сына в долгий и неведомый путь. Она была большая мастерица готовить специальную походную еду, легкую при перевозке, вкусную и питательную. Собрав походное снаряжение, она с болью в сердце рассталась с сыном. И вот юноша отправился в трудный путь, всецело полагаясь на своего коня. Конь сам выбирает место ночлега, а на утренней заре — снова в путь. Так они вскоре ушли далеко от дома. Однажды Чэчаныко Чэчан и его верный друг оказались у подножия высокой горы. Под горою раскинулся незнакомый аул. К нему вела дорога, огибающая гору. Но путь этот показался юноше слишком длинным. Тропинка же через гору, по его мнению, была намного короче. Забыв о наставлении матери, Чэчаныко Чэчан дернул за уздечку, направляя коня в гору. Конь стал сопротивляться, но всадник настоял на своем. Однако вовремя вспомнил наказ матери и пустил коня свободно. Тот устремился вперед через колючие кустарники, не замечая, что обдирает до крови собственную шкуру, рвет одежду хозяина. Когда конь выбрался на дорогу, огибающую подножье горы, он был весь в крови. Юноша не удержался от жалости к нему, остановил, соскочил на землю, ослабил подпруги, чтобы конь мог вздохнуть полной грудью. Вдруг до юноши донесся топот множества копыт. Он прислушался, насторожился. До слуха донеслось свадебное пение, сопровождаемое стонами и причитаниями. Из-за поворота дороги выскочило сорок огромных всадников. За ними катилась повозка, запряженная тремя лошадьми, которых погонял огромного роста кучер. В повозке сидели два великана. Они крепко держали связанную и совершенно ослабевшую женщину. Волосы у нее были растрепаны, одежда изорвана. Чэчаныко Чэчан только взглянул на все это и проехал мимо. Но тут же опять спохватился, вспомнив наказ матери не оставлять в беде тех, кто нуждается в защите. Всадники быстро удалялись. И тогда Чэчаныко Чэчан что есть силы впервые за время путешествия огрел своего коня плетью. Серый конь взвился и что есть мочи пустился вдогонку, дыша пламенем. Юноша ловко сдерживал коня и, пожелав великанам счастливой дороги, приветствовал их. — Дай бог тебе здоровья, — сдержанно ответили те. Женщина не вымолвила ни слова. _ Что это за женщина? — спросил юноша. — Непохоже, что она едет с вами по своей воле. О том говорит ее вид. Уж очень она убита горем. Вы все время горланите свадебные песни… Но если это невеста, почёму ёе одежда изорвана? — А тебе что за дело? — вызывающе вопросом на вопрос ответили великаны. — Я спрашиваю вас об этом потому, — возразил Чэчаныко Чэчан — что встретился с тем, о чем не могу не спросить. Вижу, вы пренебрегаете нартским обычаем — догнавшему отдать похищенное. Теперь я уже обращусь к женщине: — Вижу, тебя увозят помимо твоего желания. Если это так, скажи прямо, не бойся. Что случилось с тобой? Я не оставлю тебя в беде. — 0, юноша, пусть всевышний направит тебя на праведный путь, пусть только добро сопровождает тебя в жизни! Ты еще так молод! Не губи свою жизнь ради меня. Если ты погибнешь от рук этих злодеев, значит, прибавишь мне горя. Они столько погубили людей, среди которых было немало по-настоящему отважных. Если хочешь сделать мне добро, уезжай, не связывайся с ними. Я и так признательна тебе за твое участие, мне кажется, что от этого мне уже легче на душе, — так сказала женщина. Но Чэчаныко Чэчан решительно возразил: — Итак, я узнал достаточно для того, чтобы больше ни о чём и никого не спрашивать. Теперь слово за силой и оружием. Он крикнул иныжам (Иныж — великан.): — Если вы настоящие мужчины, то сумеете все же увезти ее. Если я настоящий мужчина, то не дам вам этого сделать. Повернув коня, он стал поперек дороги, преградил путь похитителям. — Что вы мешкаете! — возмутился сидевший в повозке самый старый иныж, зачинщик этого темного дела. Тут один из всадников подскочил к юноше и ударил его плетью. — Ага, вы начали первые! — воскликнул Чэчаныко Чэчан и обнажил свой меч. Одним махом он перерезал постромки в упряжке, чтоб повозка не могла двигаться, и только после этого обрушился на всадников. Никто из великанов не мог предположить, что такой юный джигит может представлять для них опасность. Однако все сорок всадников лежали бездыханными. А серый конь, вспомнив былые битвы, очень помог своему хозяину: носился подобно вихрю, стремительно наскакивал на всадников, сбивал их своей могучей грудью. Без особого труда расправился Чэчаныко Чэчан и с тремя иныжами, что были в повозке. Подхватил женщину, усадил рядом с собой на коня, укрыл буркой. Конь шел по дороге к аулу. Ни юный джигит, ни женщина не проронили ни слова. Она не спросила — куда меня везешь? Он не спросил — куда тебя везти? Так они обогнули гору и въехали в аул. Их удивило, что улицы были полны народу. Сразу было трудно понять, что здесь происходит. В одном из дворов было особенно многолюдно. Кто-то пробирался сквозь толпу с большим свертком белого полотна, кто-то нес большой казан с водой. Серый конь, повернув к воротам, вошел в этот двор, остановился у коновязи, Чэчаныко Чэчан опустил на землю женщину. Стыдясь своей наготы, она пригнувшись, незаметно пробралась сквозь толпу и исчезла в доме. Привязав коня, Чэчаныко Чэчан на всякий случай приготовил свой меч. «По всему видно, что я нахожусь там, где погиб мой отец, — решил он. — Наверное, тот, ради кого собралось так много народу, и есть виновник его смерти. Сейчас войду в дом и рассчитаюсь с ним». Он ринулся в дом. На него никто не обратил внимания. Юноша был поражен, увидев рослого человека, лежащего на полу. На его огромном теле не было живого места. Вокруг тяжелораненого хлопотали лекари. Они разрывали белое полотно на длинные полосы, омывали и перевязывали его раны. «Этот человек уже сражен. Я не могу поступить с ним так, как задумал. Лежачего не бьют. Но если он умрет, значит, смерть моего отца останется неотомщенной. А если выздоровеет, тогда я с ним смогу посчитаться». Так решил Чэчаныко Чэчан и стал помогать лекарям. Он оказался очень расторопным и понимающим помощником, потому его оставили присматривать за больным. А в это время родственники и друзья больного все вместе справляли ему чапщ (Ч а п щ — увеселения, устраиваемые в доме больного, получившего травму). Юноша ничего не знал о своём подопечном, кроме того, что он — нарт по имени Шэбатныко. Прошел год. Раны Шэбатныко постепенно заживали, он набирался сил и уже, опираясь на палку, мог передвигаться по комнате. Еще через месяц окреп настолько, что мог пойти в унэшхо (У н э ш х о — букв.: большой Дом, большая комната) чтобы посмотреть что там делается. Войдя, он неожиданно увидел ту, которую считал похищенной, из-за которой и перенес так много физических и душевных мук. Он увидел свою жену. — так ты вернулась? Как это тебе удалось? — спросил изумленный нарт. — Разве ты ничего не знаешь? — в свою очередь удивилась жена и продолжала: — Если бы мне удалось возвратиться самой, значит, меня бы никогда не могли бы и похитить. Если бы ты имел силу для того, чтобы отстоять меня, разве ты допустил бы несправедливость? Но я вижу, что ты и вправду ничего не знаешь и не подозреваешь, кто гостит у тебя в доме уже целый год и так заботливо выхаживает тебя. Так знай, что в нашей конюшне стоит серый конь, который тебе хорошо известен, потому что это конь Чэчана, тот самый, которого он седлал только один раз в год. Тот, кто ехал на этом коне, вырвал меня из рук похитителей и уничтожил их всех до одного. Думаю, что этот славный юноша — сын отважного Чэчана, потому что никто другой не смог бы совершить такого подвига. А ты до сих пор не приветствовал его по заслугам. Такое твое поведение позорно для нашего дома. — То, что я узнал от тебя, — это чудо! — приходя в себя ответил нарт Шэбатныко. — Идя в этот дом, я и не предполагал встретиться с тобой. А не спрашивал о тебе потому, что не принято в нашем роду интересоваться тем, что происходит с женой. Я считал, что ты похищена и ждал выздоровления, чтобы разыскать и вернуть тебя. Идя сюда, я всего-навсего хотел посмотреть, что здесь делается, кто это исправно руководит хозяйством. Хотел поблагодарить этого человека. Оказывается, все это дело твоих добрых рук. Удивлен я и тем, что конь Чэчана в моей конюшне. А, может, ты ошибаешься? Пойду погляжу. И если это на самом деле так, приласкаю коня и хоть как-то утешусь от долгой разлуки с моим др угом Чэчаном. Сказав это, нарт Шэбатныко торопливо пошел на конюшню. Здесь рядом с парой его лошадей и в самом деле стоял серый конь. Конечно же, Шэбатныко узнал его. Да, именно на этом коне приезжал к нему Чэчан. Воспоминания разволновали Шэбатныко, и он заплакал. Услыхав плач, все, кто были в хачещ , прибежали на конюшню. — Что случилось, Шэбатныко? Какое горе разбило твое сердце? — спросили они. — Этот серый конь принадлежал Чэчану. Много подвигов мы совершйли вместе с Чэчаном, много врагов повергли. Увидев коня, я вспомнил Чэчана и стал оплакивать его. Шэбатньщо взяли под руки и отвели в хачещ (Ха ч ещ — букв.: дом для гостей). Здесь он увидел сына Чэчана, молодого Чэчаныко Чэчана. — Приветствую тебя, сын мой! — обратился он к нему — Пусть то время, в которое я не оказал тебе должного внимания, будет прошедшим временем. Не осуждай меня! Вот я смотрю на тебя, и мне кажется, будто вижу отца твоего, Чэчана. — И Шэбатныко обнял гостя. — Нарт Шэбатныко, — ответил тот. — Раз ты начал разговор, то давай доведем его до конца. До сих пор я ничего не говорил, потому что считал это преждевременным: ждал твоего выздоровления. Теперь же я тебе открою тайну» которая привела меня в твой дом. — Слушаю, — ответил нарт Шэбатныко. — Два вопроса задам я тебе. Первый — где погиб мой отец? Второй — кто его убийца? Причем, я заранее предупреждаю тебя о своем решении: скажешь неправду — убью тебя, правду — тоже убью. Спросишь, почему я так поступлю, — отвечу: если ты признаешься в своем преступлении, значит, понесешь кару за него, если станешь выкручиваться, то погибнешь за то, что пытаёшься скрыть от меня истину. Настал час расплаты. Когда мой отец приезжал сюда, то кроме тебя, у него здесь не было знакомых. Останавливался он только здесь и, значит, только ты мог отправить его на тот свет. Если бы о смертном часе отца знал еще кто-нибудь, молва непременно разнеслась бы, это не осталось бы в тайне. _ Чэчаныкоо Чэчан, я расскажу тебе всю правду, — ответил нарт Шэбатныко. — Если найдешь меня виновным, приводи в исполнение свой замысел. Но если я невиновен, ты сам это поймешь. Однако в любом случае я считаю для себя счастьем жизнь отдать за Чэчана. Я всегда заботился о нем, хлопотал. Да, видно, этого было мало, так ничего и не смог сделать для него большего. А теперь я поведаю тебе о том, что произошло с твоим отцом. И нарт Шэбатныко начал свой рассказ. — Чэчан был моим преданным другом и соратником. С ним вместе мы совершали походы, с ним вместе одолевали врагов. Мой дом всегда был и его домом. Так бы жить нам до конца дней наших, Но был у меня давний неприятель, который не раз захватывал и угонял мой табун. Чтобы возместить убыток, мы решили с Чэчаном угнать табун лошадей из породы альп, принадлежащий обидчику. Не раз мы с Чэчаном подбирались к этому табуну, но никак не удавалось овладеть им. Табун зорко охранялся. Но, когда наметишь цель и упорно идешь к ней, то рано или поздно непременно ее достигнешь. Наконец, мы угнали лошадей. Я скакал впереди табуна, а Чэчан сзади. И тут мне повстречался всадник. — С удачей, Шэбатныко! — приветствовал он меня. — Выбирай, сын мой, любую лошадь, — ответил я ему. Но всадник проскакал мимо и только сказал мне вслед: — Да поможет вам бог! Обогнув табун, он встретился с Чэчаном. — Доброго пути! — приветствовал его Чэчан. — Спасибо, — ответил неизвестный и приблизился к Чэчану, как бы намереваясь пожать ему руку. Но руки не подал, а схватил шапку с головы Чэчана и ускакал. — Отдай сейчас же! — воскликнул Чэчан и поскакал за неизвестным всадником. Оглянувшись, я увидел все это и тоже помчался вслед за незнакомцем. Но я не смог догнать их. Конь Чэчана был резвее моего, а неизвестный всадник своими коварными маневрами отвел от меня Чачана на далекое расстояние. Потом, вдруг на всем скаку остановил коня, он дал возможность Чэчану догнать его. Когда твой отец поравнялся с ним, незнакомец выбил Чэчана из седла, схватил его и, бросив на холку своего коня, ускакал. — Эй, что ты делаешь? — в сердцах крикнул я. — Шапку унес — еще куда ни шло! Но какая наглость на моих глазах умыкать человека! Изо всех сил, нахлестывая своего коня, я пустился в погоню. Но конь похитителя, почуяв опасность, словно обрел крылья. Вскоре он скрылся из глаз. Я долго скакал, ориентируясь только по его следу, Этот след привел меня на узкую полоску земли, вдающуюся в море. Здесь у самой воды след обрывался. Я внимательно оглядел это место и убедился, что обратного хода копыт не было. Значит, и конь, и всадник, и его пленник ушли под воду. Решил ждать на берегу. Но съестные припасы мои быстро кончились, и голод начал терзать коня. Отчаявшись, я зарезал своего коня и насытился мясом. Чтобы приметить место, навалил камней, взвалил седло на плечо и отправился в обратный путь. Придя на то место, где оставался табун, увидел, что лошади без присмотра разбрелись. Поймав одного коня, оседлал его и приехал домой. Немного отдохнув, занялся приготовлением провизии для дальнего пути, привел в порядок оружие и отправился на поиски Чэчана. Я легко нашел место, где обрывался след коня, решил искать брод. Целый год искал, устраиваясь на отдых там, где заставала меня ночь. Но так ничего и не нашел. Пуститься же вплавь к противоположному берегу не решился. Все, что я рассказал тебе — сущая правда, — сказал в заключение нарт Шэбатныко. — Я не забывал о Чэчане ни на минуту, и даже телесные боли, перенесенные мною за этот год, не заставили забыть горе, которое принесло мне исчезновение Чэчана. Но если за все это я должен по твоей воле уйти из жизни, пусть будет так. Надеюсь, что ты сумеешь постоять за отца, если, конечно, бог сочтет это возможным. — А сможешь ли ты указать мне место, где исчез след коня? — спросил в задумчивости Чэчаныко Чэчан. — С радостью, сын мой! Но сейчас я еще слаб. Не смогу сидеть в седле и владеть оружием. Подожди, пока я соберусь с силами, и тогда вместе тронемся в путь. Только через полгода нарт Шэбатныко окончательно выздоровел. Почувствовав это, он сказал Чэчаныко Чэчану: — Сын мой, болезни, наконец, оставили меня и силы снова вернулись ко мне. Пора в путь. Готовь лошадей. Вижу, что все это время ты хорошо ухаживал за ними. А я тем временем приведу в порядок свое оружие, облачусь в панцирь, приготовлю свое кондаге (Кондаге — лечебное масло из кинзы или разнотравья), которое непременно возьму с собой. Чэчаныко Чэчан тут же принялся снаряжать лошадей. Жена Шэбатныко снабдила их всем необходимым, все ладно упаковала в специальные сумки. Шэбатныко и Чэчаныко Чэчан оседлали горячих коней. Выезжая со двора, Чэчаныко Чэчан по адыгскому обычаю занял место по левую руку Шэбатныко, как младший по возрасту. Тогда Шэбатныко сказал: — Нет, сын мой, ты займи место своего отца. Он всегда был по правую сторону от меня, а я находился обычно от него слева. Так мы с ним всегда выезжали из этих ворот. И мы с тобой так отправимся и из ворот, и из аула. — Нет, — возразил Чэчаныко Чэчан. — Тогда ты оказывал честь моему отцу, действовал по закону старшинства и тем отдавал ему должное. Мне же не знать своего места — позор. Всякий осудит меня, посчитает невоспитанным. Тут я тебя не послушаю, и буду поступать соответственно моему возрасту. — Не станем спорить, сын мой. Пусть будет по-твоему, — согласился Шэбатныко и занял место справа, а Чэчаныко Чэчан — слева. Долго ли, коротко ли ехали они, но все же прибыли на берег моря. Пробирались узкою косой по бездорожью — не сразу отыскали камней. — Я выбирал самые большие и тяжелые камни, чтобы тот, кто случайно натолкнется на них, не смог разметать в разные стороны; Вот этот самый большой камень лежит как раз на том месте, где исчезли следы. Что дальше будем делать, решай сам. Чэчаныко Чэчан призадумался и, помолчав, промолвил: — Хорошо, Шэбатныко, я скажу тебе о своем решении. Тот, кто умыкнул моего отца, несомненно, переплыл на другой берег. Он был мужчино й и всадником. Я тоже мужчина и отлично управляю конем, и если у серого коня хватит сил, он тоже переплывет через море. Я непременно найду отца, если он, конечно, жив. А если нет, то рассчитаюсь с убийцей. Так или иначе, я разберусь, в чем суть дела. А Ты жди меня на этом месте. Сначала съешь все запасы еды, которые взял с собою. Если к этому времени я не вернусь, зарежь коня и питайся его мясом. Если с этой едой управишься, а я все не буду возвращаться, то ищи убежище для своей головы. Если я погибну, то не сидеть же тебе здесь до тех пор, пока ты умрешь с голоду. А со мною пусть случится то, что на роду написано. Нарт Шэбатныко угрюмо молчал, слушая все это. Потом поднял голову и спросил: — Ты все сказал, что хотел сказать? — Да, пожалуй… — Тогда вот что я тебе скажу. После того, как ты отдашься воле стихии, мне вовсе незачем сидеть на этом пустынном берегу и пребывать в неопределенности. — Что же ты предлагаешь? — А вот что: как только ты войдешь в море, я последую за тобой. Твой сильный конь будет разбивать могучей грудью волны морские. И мой, хоть и послабей, не отстанет от него. Ни на что другое я не согласен. Сидеть и безучастно дожидаться вполне возможной твоей и собственной смерти не в моем характере. — Хорошо, я согласен, — сказал Чэчаныко Чэчан. — Я просто опасался за тебя. Ведь ты стар, недавно перенес тяжелые ранения, вдруг ослабеешь в воде, потеряешь мужество и, чего доброго, погибнешь. Но если ты ощущаешь в себе достаточно сил для того, чтобы пересечь море, то вот тебе моя рука. Укрепив на седлах подпруги, подобрав бурки, прочно укрепив провиант, они вошли в воду. Кони поплыли. Как раз это место было не особенно широким, противоположный берег виднелся в голубой дымке. И все же плыть было страшно, потому что неожиданности и опасности подстерегали поминутно. Но как бы там ни было, Чэчаныко и Шэбатныко добрались до него. Выбраться на берег было очень трудно, потому что он представлял собою голые отвесные .скалы. Стали карабкаться вверх и тут увидели плоскую площадку пригодную для передышки. По сторонам от нее крутые головокружительные обрывы, вверху — острые скалы, внизу зловещий рокот моря. Что делать? И тут путники заметили едва приметную тропинку, устремившуюся вверх. Прежде чем начать подъем, они решили дать лошадям хорошо отдохнуть, расседлать их. Выжав воду из потников и бурок, разложили их на камнях, чтобы просушить на солнце. Обтерев взмыленные спины и бока лошадей, снова оседлали их и повели в поводу. Но тропинка была настолько крута, что и люди и кони выбивались из сил, продвигались очень медленно. Лошади на каждом шагу спотыкались, но все-таки выбрались на самый верх неприступного берега, а вместе с ними Чэчаныко и Шэбатныко. Дав лошадям хороший отдых, всадники дальше отправились верхом. Перед ними ровное плато. По нему передвигаться было не сложно. И они доскакали довольно быстро. Проехав нёмного, заметили что эти места хорошо обжиты. Вокруг благоухали сады горных яблонь и груш, высокие сочные травы. Не было сомнения, что предназначались травы для покоса. —Кто бы ни был хозяин этих земель, — сказал Чэчаныко, — он живет где-то тут поблизости. Если мы смогли переправиться на эту сторону, то тем более сумеем найти этого человека. Но прежде нам надо ещё раз дать отдохнуть лошадям. — Хорошо, мой сын, — согласился Шэбатныко. —- С кем бы мы ни повстречались сегодня, — продолжал Чэчаныко, — я убью его. Ведь мы прибыли в мёста, где погиб мой отец. — Не торопись наносить удара, — предостерег его Шэбатныко. — Может пострадать невиновный. Лишить человека жизни легко, зато чувствовать свою вину тяжело. Какой был бы толк оттого, если бы ты покончил, как задумал, со мной? Во-первых, ты ничего не узнал бы о том, что на самом деле случилось с твоим отцом, во-вторых, кто бы сопровождал тебя в этом опасном походе? Ты мужественный и отважный молодой человек, но слишком тороплив и горяч, не умеешь смирять свой пыл и потому ищешь быстрый выход силе. Я знаю, ты всегда сможешь нанести достойный удар. Но это нужно делать тогда, когда необходимо, когда нет иного выхода. Помни: я последовал за тобой не для того, чтобы наблюдать за твоими сражениями издалека. Если понадобится, я тоже вступлю в честный бой! Но действовать надо осмотрительно. И вот что я советую: когда приедем к чьему-нибудь жилью, прежде присмотримся, оценим обстановку, а потом будем выносить решение, как поступить. Нужно уметь управлять собой, сын мой. — Согласен. Ты высказал мудрый совет. Приложу все силы, чтобы сдерживать свое нетерпение. Но пойми и меня: в сердце моём живет обида с того самого дня, как сверстники заподозрили меня в трусости. Я должен доказать, что это не так. Разве можно оставаться спокойным, не зная, что произошло с твоим отцом? И все же я постараюсь быть хладнокровным. — Ну, теперь в путь! — обрадовано воскликнул Шэбатныко. Они спустились с пригорка и довольно долго ехали по ровному полю. Вот, наконец, впереди показалось большое подворье, обнесенное терновой изгородью, Они видели издалека огромный дом с хачещ и конюшней. Коновязь похожа на высокое ветвистое дерево. — Мы у цели, — сказал Шэбатныко, — и, видимо, скоро откроем тайну. Как только они подъехали к воротам, с крыльца сбежала девушка небывалой красоты. Голова ее была покрыта расшитой повязкой. Она широко распахнула перед гостями ворота и приветствовала их. Всадники въехали во двор. Первым спешился Чэчаныко Чэчан. Девушка подскочила к нему и, ласково заглядывая ему в глаза, приняла от него плеть. — С приездом, Чэчаныко Чэчан! — радовалась она. — Дай бог тебе здоровья! Наконец-то ты пожаловал к нам! Теперь свободно вздохнем и избавимся от всех наших тягот. Дай бог добра и нарту Шэбатныко за то, что тоже прибыл сюда. Большего подарка и большей радости нет для нас. Мы все вас так ждали! Пожалуйте к нам! Они вошли в дом. Отлучившись на минутку, девушка вернулась с подушками и циновками для гостей. — Отдыхайте. Вы проделали большой и трудный путь! Сказав это, она покинула хачещ. Кроме нее, никого нигде не было видно, и приезжие не знали, чему приписать всю эту любезность. — Как она могла меня узнать, откуда ей известно мое имя? — удивлялся Чэчаныко. — С тобой, Шэбатныко, все проще: ты намного старше меня, объездил много стран, прославился своими подвигами. И хотя ты никогда не бывал на этой стороне моря, девушка могла слышать о тебе. Но откуда она знает обо мне? Что ты думаешь об этом? — Думаю, что мы всё скоро выясним. Только не спеши, не будь легкомысленным, сын мой. Если дело дойдет до рукопашной, то и я пригожусь. Но слушай меня во всем, положись на мой опыт жизни. — Хорошо. Буду беспрекословно слушать тебя, — заверил его Чэчаныко Чэчан. Пока они так разговаривали, девушка накрыла для них анэ. И только хотела было внести его гостям, как увидела, что к воротам на коне приближается ее брат. Так и не внеся анэ, она вбежала в хачещ, сорвала с головы платок и поспешно разостлала его на полу между собою и Чэчаныко Чэчаном. Не успел он вымолвить и слова, как Шэбатныко сказал: — Хорошо, девушка, хорошо! Постараемся выполнить твое желание. Будь спокойна сердцем — ничего страшного нет. Она удалилась. А брат ее тем временем въехал во двор. По всему было видно, что он проделал большой переход. Конь его с трудом двигал ноги, был взмыленный, а бока у него так запали, что его было протянуть через стремя. Всадник тоже был изнурен нелёгкой дорогой. Он спешился, и тут подошла к нему сестра. — В добрый час ты вернулся! — радостно обратилась она к нему. — Чэчаныко Чэчан, чью милость да пошлет на нас бог, приехал и, кто знает, может, теперь наши дела наладятся. — Да продлит бог твои дни! Ты меня несказанно обрадовала, если это правда. Я видел следы двух лошадей и, решив узнать, кто это мог быть, обскакал все границы своих владений. Однако никого не встретил. Великое беспокойство охватило мое сердце. Но ты рассеяла мои опасения и обрадовала. Идя по левую руку сестры, он вошел в дом для гостей и приветствовал их. Подошел к Чэчаныко Чэчану, пожал ему руку: —С приёздом! Да одарит тебя бог своей великой милостью за то, что ты, наконец, появился у нас. Нарта Шэбатныко он приветствовал крепким объятием. — Ты видел меня не раз, — говорил он Шэбатныко, — но не знал, кто я. А я тебя хорошо знаю. Целый год мы с тобой часто встречались. Это было давно. Рад снова видеть тебя. Сказав это, он усадил гостей и сам тоже сел. Потом обратился к сестре: — Что же ты не приготовила ничего для гостей? Ведь у них позади нелёгкий путь. — Всё, что нужно, уже готово. Но, увидев тебя, я не стала вносить анэ. Если бы я сделала это во время твоего прибытия, то нарушила бы традицию. Теперь после приветствий можно принести угощение. — Тогда пойдем и принесем анэ. * Брат и сестра внесли анэ. Дали Шэбатныко обмыть руки. Но когда было предложено то же самое Чэчаныко, он замялся. — Я не достоин есть за одним столом с Шэбатныко, — пытался объяснить он свое поведение. — И вообще решил ничего в рот не брать в вашем доме. Девушка и ее брат с удивлением взглянули на него, на то, как произнося такие странные слова, он менялся в лице — то краснел, то бледнел, Тогда девушка обратилась к Шэбатныко: — Пустъ то, о чем я хочу попросить тебя, будет продолжением моей первой просьбы. Разреши Чэчаныко Чэчану пойти с нами в большой дом. — Разрешаю. Пойди, сын мой, туда, куда они поведут тебя. — Если ты этого хочешь, я пойду. И Чэчаныко Чэчан отправился вслед за девушкой и ее братом. Подойдя к большому дому, они открыли замок, пропустили вперед Чэчаныко Чачана, быстро вошли сами и заперли дверь изнутри. После этого все трое прошли еще через три двери и также заперли их за собой. И вот еще одна, четвертая дверь. Отперев ее и подведя к ней молодого гостя, сказали: — Войди сюда! На этот раз Чэчаныко Чэчан переступил порог один. Брат и сестра остались за дверью. Комната, в которой оказался Чэчаныко Чэчан, была чисто убрана и благоухала благовониями. На мягкой высокой постели сидел старец с длинной белой бородой. Перед ним стояли таз и кумган (кумган — сосуд для воды). На полу у ног был разостлан коврик. Тут же на небольшом столике — посуда, наполненная всевозможной изысканней едой. — Добрый день, счастливый тхаматэ! — приветствовал старика молодой гость. — Дай бог тебе здоровья! — ответствовал тот. И продолжал: — Кто бы ты ни был, из тебя выйдет настоящий мужчина. Должно быть, в твоем роду были отважные и честные мужи. Садись же, молодец! — Нет, я не сяду, счастливый тхаматэ. Я молод и постою. Старик не стал настаивать, однако засыпал юношу вопросами: — Как ты попал в эти края? Каким путем? Кто ты? До сих пор в эту комнату никто не входил, кроме девушки и ее брата. Да и во дворе я никогда не видел ни одной живой души. Откуда ты взялся? Голос его звучал ласково и приветливо. И потому Чэчаныко Чэчан ободренный заговорил: — Этого дома я не знаю. Не знаю, для чего он построен — для жилья или приема гостей. О его хозяевах и о тебе мне тоже ничего неизвестно… Что я могу сказать о себе? Назвать имя моего отца я не считаю позорным. Его зовут Чэчан. Может, ты, счастливый тхаматэ, знаешь что-нибудь о нем? Услышав такое, старик пристально посмотрел на юношу и едва заметная улыбка скользнула по его губам. — В таком случае ты здесь, действительно, не сядешь, — произнес он после недолгого -молчания. — Наверное, у тебя есть спутник… Возвращайся в хачещ, там тебе будет покойнее. — Если ты так желаешь, я удалюсь. Да будут дни твои добрыми! — сказал Чэчаныко Чэчан и вышел из комнаты. Девушка и парень ожидали его за дверью. Все вместе они возвращались тем же путём, открывая и закрывая замок за замком. В хачеще нарт Шэбатныко спросил Чэчаныко: — Что увидел ты там, сын мой? — Не знаю, что и подумать о доме, в котором побывал, и о том, что видел, — — задумчиво проговорил Чэчаныко Чэчан. — Там за четырьмя замками живет старик. У него высокая мягкая постель. Он сидит на ней. Перед ним стоят таз и кумган, у ног его расстелен коврик, а рядом на столике всевозможные яства и лакомства. Комната благоухает. У старика большая белая борода, а сам он светится, подобно зеркалу, в которое можно посмотреться. Вот что я тебе могу поведать… — Что если бы твой отец Чэчан жил в таких условиях, в каких пребывает этот старик? — О, если бы я мог создать ему такие условия, он был бы доволен, а я считал бы свой сыновний долг исполненным. — Тогда, сын мой, считай, что это желание твое сбылось: тот старик не кто иной, как твой отец! — Я отправился сюда скорее за тем, чтоб разыскать могилу отца, а он, оказывается, жив! — радостно воскликнул юноша. — Великая тяжесть свалилась с моего сердца. Тут заговорил хозяин дома. — Дорогие гости! Если и я сейчас вступлю в разговор и допущу, чтобы накрытый для вас стол оставался без внимания, это будет неуважение к хлебу насущному. Прошу сначала покончить с едой, а потом я поведаю вам о том, что есть и что было. Вы узнаете, почему случилось то, что случилось. Тут девушка поднесла кумган и таз, помогла молодому Чэчану умыться. Поставила перед ним другое анэ, потому что юноша не мог принимать участие в трапезе за общим столом как младший по возрасту. После угощения хозяин рассказал о том, как старый Чэчан оказался в его доме. А начал он свой рассказ так: — Нарт Щэбатныко и Чэчаныко Чэчан! В истории, которую вам расскажу, я тоже принимал участие. Должен признать, что совершил немало неблаговидных поступков. Говоря о них, я не боюсь осуждения, а вижу необходимость в этом. Ведь если никому ничего не расскажешь, не посоветуешься, то не найдешь и выхода из трудного положения,
  3. Гелани Says:

    А что я нахожусь именно в таком положении, вы поймете из рассказа. И ещё я прошу Чэчаныко Чэчана, который немало претерпел невзгод, живя без отца, совершил трудный поход в поисках его, не торопиться с выводами, не совершать поспешных действий. Шэбатныко я также прошу забыть обиды, которые я нанес ему. Откровенно скажу вам, почему я сделал то, что сделал, и уверен — вы меня поймете!

    Нас было семь братьев и одна сестра. Я был самым младшим. Время шло, старшие братья мои росли, и вот настал день, когда они уже могли оседлать коня. Юноши стали отважными воинами. Они совершали дальние походы, смело отражали налеты врагов на родную землю. Слава об их доблести распространилась далеко за пределы их родины.

    Однажды на нашу землю напали шесть братьев-великанов, известных своей свирепостью, грабежами. Они убили много людей, многих увели из аула, угнали огромные табуны лошадей. По призыву наших старших было решено отплатить злодеям за их вероломство, возвратить пленников и лошадей. Но великаны оказались намного сильнее, чем мы предполагали. Каждое столкновение с ними обходилось очень дорого: то одного из братьев убьют, то двух сразу. Вскоре полегли на поле брани все шесть моих братьев. Но ни одного человека, ни одной лошади не удалось возвратить в родной аул. Однако все же из шести братьев-великанов трое были сражены моими покойными братьями. Но три брата-великана остались в живых. Я тяжело переживал потерю моих дорогих братьев. Однако ничего не мог поделать, так как был еще ребенком. Наконец, когда подрос и уже мог крепко держаться в седле, несколько раз пытался напасть на моих врагов. Много всадников из моей страны, которых я брал себе в помощь, погибли от рук великанов, и я всякий раз возвращался домой с поражением. Вскоре я прекратил набеги, поняв, что мне не одолеть коварных врагов.

    Я женился на достойной девушке. Вскоре после свадьбы три брата-великана напали на мой дом. «Мы не убьем его, — решили они. — Если мы это сделаем, то страдания его прекратятся. А мы должны сделать так, чтобы он страдал всю жизнь. Для этого нужно умыкнуть его жену. С сестрой его так поступать не следует, потому что ее все равно кто-нибудь или украдет, или о на по своей воле выйдет замуж. Брат немного поищет сестру и, убедившись, что не может отыскать ее, прекратит поиски. А жену, которая станет нашей рабой, он непременно захочет вызволить, будет подъезжать близко к нашему двору, видеть, как в поте лица работает она на нас, и будет страдать от этого. Так в тоске по ней пусть влачит свою жалкую жизнь».

    И великаны унесли мою жену. Могли я примириться с этим? Конечно, нет. Собирал отряды всадников, ходил с ними на битвы с великанами. Люди мои гибли. А я, всякий раз, оставался жив, хотя враги запросто могли бы расправиться со мной.

    — Ты напрашиваешься на смерть, чтобы избавиться от своих мучений, — говорили они, — но мы не дадим тебе такого счастья.

    Так я погубил много отважных воинов. Мне перестали верить. Кто откликнется на зов, зная, что идет на верную гибель? Остался я одиноким и беспомощным. «Что делать? Как быть?» — думал в отчаянии и не находил ответа на эти вопросы. Тогда я отправился к человеку, которого называют усареж (усареж — предсказатель) и спросил у него:

    — Что мне делать? Посоветуй… Усареж дал мне такой совет:

    — Ничего ты сам сделать не сможешь. Но если ты послушаешься моего совета и поступишь так, как тебе скажу, может, что-нибудь и выйдет. Если же не выполнишь того, о чем я скажу, жить тебе в постоянном горе.

    — Слушаю тебя, мой усареж…

    Усареж сказал мне так:

    — Прежде чем отправиться за море, тебе необходимо узнать и запомнить имя одного человека. Ты должен отыскать его и привезти в свою страну. Зовут этого человека Чэчан. У него есть жена. Она теперь в положении. И он и она — пельуаны (П е л ь у а н — силач). У них родится сын. Назовут его Чэчаныко Чэчан. С ним никто не сможет сравниться в богатырской силе. К восемнадцати годам он возмужает и окрепнет настолько, что кроме смертельной пули, никакая другая пуля не одолеет его. Если ты похитишь Чэчана, то его сын рано или поздно непременно отправится на розыски отца. Он не успокоится, пока не отыщет его, даже если для этого придется объехать весь белый свет. И вот если ты сумеешь убедить молодого Чэчаныко, если он поверит тебе, то способен будет сотворить чудо. Не сомневайся, он одолеет твоих врагов. Кроме такого исхода, ничего другого не могу посоветовать.

    Но меня охватили сомнения. Я спросил усарежа:

    — Как же я могу положиться на человека, который еще не родился? И почему я должен так долго ждать? За такое время я иссохну от позора, унижения и тоски.

    — Другого я тебе ничего посоветовать не могу, — настаивал на своем усареж. — Ведь в твоей стране не осталось ни одного славного витязя. Всех ты загубил. А потому тебе ничего не остается, как терпеливо ждать.

    Увы, он был прав, мне нечего было возразить. Однако сидеть сложа руки и ждать с моря погоды я не мог. Нужно было что-то предпринимать, я выехал на поиски Чэчана.

    Слышал, что у него есть преданный друг нарт Шэбатныко, что они вместе совершают походы. Вскоре я получил возможность сам убедиться в этом. Но, повстречав их, всякий раз проезжал мимо, ничего не предпринимая. Ведь нарт Шэбатныко — пельуан, а Чэчан был еще сильнее любого пельуана. Если бы они ходили по одиночке, тогда другое дело. А сразу двоих я бы ни за что не осилил.

    Так прошло целое лето. Но если упорно следишь за кем-нибудь, то в конце концов непременно обнаружишь его пусть даже самую маленькую оплошность. Однажды нарт Шэбатныко и Чэчан гнали огромный табун лошадей. Нарт Шэбатныко был проводником и шел впереди, а Чэчан охранял лошадей сзади. Делая вид, что случайно повстречал табун, я заехал вперед и пожелал нарту Шэбатныко доброго возвращения домой.

    — Выбирай, сынок, Себе любую лошадь! — ответил мне на это добрый нарт.

    — Спасибо! Но она вам и самим пригодится, — ответил я и проехал мимо.

    Достигнув конца табуна, я увидел Чэчана. Подъехал к нему с приветствием:

    — С приездом, Чэчан!

    — Дай бог тебе здоровья, — ответил он, — выбирай для себя любую лошадь, сын мой!

    Я пропустил последние слова мимо ушей, пожелал ему счастливой дороги и приблизился, будто с намерением пожать руку. Но вместо этого схватил с его головы папаху и ускакал. Полагая, что я так неуместно пошутил, Чэчан некоторое время, выжидая, смотрел мне вслед. Но потом понял, что я не шучу, пустился за мной. Тогда я стал замедлять бег своего коня, в то время, как конь Чэчана мчался во всю прыть. Поняв, что происходит, нарт Шэбатныко тоже пришпорил коня. Однако догнать он нас уже не мог. Мы ускакали слишком далеко от него. Когда я, прикинув на глаз расстояние, убедился в этом, повернул своего коня навстречу Чэчану. Подъехав, снял его с седла и пустился во весь дух прочь от этого места. Нужно сказать, что конь мой был отменным скакуном, а если его к тому же разок-другой хлестнуть плетью, то его не сможет догнать и птица. Поэтому ничего нет удивительного в том, что я скрылся с быстротой молнии, и если бы нарт Шэбатныко вздумал меня преследовать,он и не знал бы, в какую сторону податься.

    Вот и берег моря. Конь осторожно вошел в воду и не хуже гусака одолел водную преграду… Как живет у меня твой отец, ты видел сам. Он имеет все необходимое, все, что его душе угодно. Обращение с ним ласковое и приветливое. Но, конечно, ему тяжело находиться под четырьмя замками, чувствовать себя узником. Но я держу Чэчана взаперти не оттого, что боюсь его, а оттого, что не хочу потерять надежду на избавление от кровных врагов моих. Ведь если я допущу малейшую оплошность, Чэчан непременно убежит, а с ним — и все мои мечты о справедливом возмездии. И все-таки я всегда верил тому, что Чэчан со временем поймет меня, забудет обиду, которую я нанес ему, по доброй воле останется у меня.

    Вот и всё, о чем я хотел рассказать. Теперь, Чэчаныко Чэчан, поступай, как знаешь. Я понимаю, что в плену твой отец всегда скорбел сердцем, знаю, что и тебя позвали на поиски большие душевные переживания. Ты можешь сказать: «Какое мне дело до твоих врагов, почему мой отец и я должны из-за этого нести тяготы? » Может быть, ты даже решишь расправиться со мной. Пусть будет так. Теперь я в твоей власти… И всё же надеюсь на то, что отец твой — благородный, и ты, сын его, тоже настоящий мужчина. Вы не оставите меня одного в моем горе.

    Ты, Чэчаныко, поможешь мне.

    Такими словами бысым (б ы с ы м — хозяин) закончил свой рассказ.

    Заговорила его сестра.

    — Все время, пока брат рассказывал вам эту историю, я пребывала в великой тревоге за его жизнь. Ведь могло так случиться, что Чэаныко, воспылав гневом к нам и великой жалостью к отцу, мог бы завершить весь разговор кровопролитием. Для того, чтобы Чэчаныко Чэчан оставался спокоен и рассудителен, дал возможность моему брату поведать все происшедшее до конца, я сняла с головы платок и расстелила его между собой и Чэчаныко Чэчаном. Этим я выразила просьбу, которая была удовлетворена. Тем самым мне было воздано должное. Спасибо за это. Теперь вы всё знаете — и поступайте так, как находите нужным. Я же говорю вам: всех благ вам!

    Тогда заговорил нарт Шэбатныко и вот, что сказал он молодому Чэчаныко Чэчану:

    — Сын мой, сегодня утром, попав в этот дом, я еще не знал — трудное или легкое дело нам предстоит совершить. Но уже тогда девушке, разостлавшей платок, я дал согласие исполнить ее просьбу. Теперь же, когда нам все стало ясно и понятно, я полагаю, что нам не хватает только проводника, который указал бы нам путь к великанам.

    — Легко ли, тяжело ли придется нам, — подхватил его Чэчаныко Чэчан, — избавление от врагов лежит на моей совести, я выполню этот свой долг. Я не появился еще на свет, а человек уже надеялся на меня. Понимаю, сколько невзгод выпало на его долю и на долю моего отца и тем решительней я должен действовать. Если кто-то рассчитывает на тебя, ты непременно должен ему помочь, хотя для этого тебе, может быть, пришлось бы преодолеть неимоверные трудности. Если хозяин оседлает коня и покажет мне, куда надо ехать чтобы найти его обидчиков, я готов выехать хоть сию минуту.

    — Сын мой, если ты решил отправиться в путь, то я не до пущу, чтоб ты был один. До сих пор мы были вместе, вместе останемся до конца. Я не смогу пребывать здесь один в полном неведении. Но если наш хозяин не поедет с нами, то сами мы вряд ли отыщем нужное место. Считаю, что нам необходимо ехать втроем.

    — Я согласен на то, чтоб и вы отправились вместе со мною, но при одном условии: наш хозяин только укажет мне своих врагов, а биться с ними я буду сам. И как бы ни обернулась схватка, вы не должны вмешиваться и, тем более, помогать мне. Вы будете находиться на таком расстоянии, чтобы могли только наблюдать за боем. По ходу дела я сам решу, что должен предпринять. Иначе не еду с вами.

    — Ладно, как хочешь, так и будет. Только просим тебя все же согласиться с тем, чтобы мы находились не так уж далеко от тебя и могли как можно лучше наблюдать за всем происходящим. В остальном во всем согласны с тобою, — ответили ему нарт Шэбатныко и хозяин.

    — Если так, то по коням! — воскликнул Чэчаныко Чэчан. — Моё сердце горит огнем справедливого возмездия!

    Хозяин отправился на конюшню, вывел трех оседланных лошадей. Наполнил переметные сумы дорожным провиантом и приторочил их к седлам. Покончив с приготовлениями, он вернулся в хачещ и сказал:

    — В путь, если вы готовы!

    Взглянув в дверь на лошадей, Чэччаныко Чэчан не увидел своего серого коня.

    — Почему не оседлан мой серый конь? — спросил он у бысыма.

    — Охотно отвечу,— промолвил бысым. — Тяжкий путь, который нам предстоит, твой конь не осилит, а если и преодолеет его, то с большим трудом, до конца выбившись из сил. После этого он не сможет вступить в бой… Три коня, которых я приготовил, — из той сильной породы, на которых ездят наши враги. Вот почему я не оседлал твоегоконя. Дело, на которое ты отправляешься, мое дело, поэтому я не могу не ценить твою заботу, труд и отвагу.

    — Мы верим тебе, — сказали Шэбатныко и Чэчаныко Чэчан.

    Вскочив в седла, все трое отправились в путь. Ехали долго. Но вот вдалеке показалось жилище великанов. Не подъезжая близко, всадники спешились в небольшом леске.

    — В том доме, что за живой изгородью из черного терновника, находится моя жена, — сказал бысым. — Может случиться так, — продолжал он, обращаясь к Чэчаныко Чэчану, — что великанов там не окажется, Они могут быть в отъезде и отсутствовать две-три недели. В это время моя жена готовит им впрок пищу. Уезжая, они обычно забивают быка. А по возвращении, если для них не будет готов изобильный не слишком горячий или не слишком холодный обед, жестоко избивают мою жену. Вот в таком унижении и угнетении, смертельно боясь их, живет бедная женщина долгие годы. Все, что успевает она приготовить за много дней их отсутствия, великаны съедают в один присест. Наевшись, снимают с себя все доспехи, одежду непробудно спят целую неделю. Они уверены в том, что во всем свете нет силы, которая могла бы их победить, потому и спят спокойно и безмятежно.

    — Ждите меня здесь, — сказал Чэчаныко Чэчан. — Если я застану эту компанию дома, да еще спящей, значит, мне улыбнется счастье. Но если не застану, то не буду тайком увозить женщину. Я их дождусь и в честном поединке отвоюю ее. Все, чему суждено быть, вы увидите, глядя в мою сторону. Я поехал.

    Чэчаныко Чэчан поскакал к тому дому, въехал во двор, привязал лошадь к коновязи.

    Женщина, услышав шум, испуганно выглянула из двери и, увидев незнакомого юношу, всплеснула руками:

    — Бог покарал меня! Что привело сюда этого мальчика? Знает ли он, в какое страшное место заехал? Чем накормлю его? Ведь я не имею права взять хотя бы кусочек пищи. Если я сделаю это, они всё равно узнают! Что мне делать?

    Она снова исчезла в доме. Чэчаныко Чэчан вошел. Увидел женщину. Засучив рукава и обливаясь потом, она подкладывала дрова в прожорливый огонь.

    — Ой, дитя мое! — запричитала она. — Откуда и зачем ты сюда приехал? Знаешь ли, в какое страшное место ты попал? Случайно ли ты здесь или намеренно? Разве не знаешь о свирепости и непобедимости живущих здесь великанов? Уходи поскорее, даже если ты умираешь е голоду. Ведь я не могу дать тебе даже куска пирога!

    — Сестра моя, я приехал за тобою! — перебил ее Чэчаныко Чэчан. — Скажи, где находятся эти непобедимые великаны? Как раз их я и хочу видеть. Если судьба моя окажется счастливой, я убью их, а тебя вызволю из неволи. Вот поэтому я здесь. Как видишь, я появился здесь не по незнанию, а, наоборот, хорошо зная, куда и зачем еду.

    — Ты назвал меня сестрой и потому я смотрю на тебя, как на брата, — сказала женщина. — Послушай мой добрый совет — не попадайся великанам на глаза. Всех твоих сил не хватит на то, чтобы отвести взмах руки только одного из них. Я уведу тебя отсюда тайною тропою, чтоб у великанов не возникло и тени подозрения. Уезжай скорее. Горе мое и без того безгранично. Ведь сколько уже славных витязей, приходивших сюда, чтобы освободить меня, погибли. В стране нашей так мало осталось людей. От сознания этого я не нахожу себе покоя ни днем, ни ночью. В последние годы я уже никого не видела здесь, никто не сталкивался с моими хозяевами. Мысль о том, что муж, наконец, забыл обо мне, приносила мне даже успокоение. Но он, я это знаю, послал еще и тебя, совсем ребенка. Твоей смерти я не переживу. Прошу тебя — уезжай!

    —— Моя сестра, успокойся. Я тебя очень хорошо понимаю, но не придаю твоим словам значения. Если мне на роду написано счастье, то я одолею великанов. С их двора не уйду, и прятаться от них не стану. Если они будут отсутствовать целый год, то я год буду ждать их здесь. При этом, сколько захочу, столько буду есть и пить.

    — Не знаю, что ответить тебе на это, мой младший брат. Великаны заставили меня поклясться, что я никогда не возьму с их стола больше того, что нужно съесть мне, чтобы только не умереть с голоду. Я поклялась им, что своими руками не дам даже куска пирога постороннему.

    —Я сам, своими руками все, что мне надо, буду брать и есть. Пусть обжоры по возвращении увидят, как я управляюсь с едой. Это будет хорошим поводом для ссоры с ними.

    Сказав так, Чэчаныко Чэчан засучил рукава черкески, взял черпак и запустил его в казан, где уже доваривалось мясо. Он ловко вынул бычью ляжку, положил ее на анэ, потом взял сырных пирожков, шалям (шалям – пышки) и всё это с аппетитом съел. Оставшуюся огромную кость он сунул обратно в казан.

    И тут вдруг послышался топот коней. То возвращались великаны — огромные, злые, словно бешеные собаки. Въехав во двор, они сразу же увидели у коновязи лошадь Чэчаныко Чэчана.

    — Известна нам порода этого коня, — сказал один из великанов. — Интересно, кто на нем пожаловал? Может, тот, у кого мы увезли жену, обманул и натравил на нас еще одного несчастного?

    — Коня не трогать! Надо сначала выяснить, кто его хозяин, — распорядился старший из братьев-великанов.

    Великаны вошли в дом. А Чэчаныко Чэчан в это время отдыхает на самой нарядно убранной кровати и в ус не дует.

    — Ага, здесь человечек! — злобно засмеялся старший великан. — Ты занял нашу коновязь, почиваешь в нашем доме, не спросив ни у кого разрешения, не боясь нашей силы! Интересно, на что ты надеешься? Разве ты ничего не знаешь о нас? Может, ты настолько глуп, что сам не понимаешь, что делать? Что тебе здесь нужно?

    Пока старший произносил эти угрозы, младший побежал на кухню проверить котлы. Вернувшись, он сообщил, что пришелец съел без остатка бычью ногу, пирожки и шалям.

    —Он съел то, что предназначалось нам! — возмущался младший из великанов. — А когда я напустился на нашу служанку, она ответила, что предупреждала гостя о том, что ничего нельзя трогать, но он ее не послушал. Его не напугала ваша сила и могущество. Как поступить с ним — дело ваше.

    — Что за хабар! — заорал старший из великанов. — Какое ты имеешь право распоряжаться здесь, как у себя дома! Ты отвётишь нам за это! Своими руками уберешь навоз, который оставил твой конь у нашей коновязи!

    Слушая все это, Чэчаныко Чэчан даже бровью не повёл.

    — Ах, вот как вы вздумали разговаривать со мной! — парировал он. — Думаете, что перебив многих людей, вы стали властелинами всего мира? Но я знаю, как поступить с обжорами, которые едва только проголодаются не верят в то, что снова могут насытиться. Заблуждаетесь, если думаете, что о вас мне ничего не известно. Все знаю и не боюсь. О деле, по которому я приехал сюда, мог бы тотчас сказать, но вы все равно ничего не поймете на голодный желудок. Идите в кухню набейте свои ненасытные утробы и тогда поговорим.

    Услышав это, великаны разозлились вконец:

    — Ни есть, ни пить у нас нёт времени! Говори, зачем приехал’

    — Нет, все решать надо обстоятельно, и я ничего не скажу до тех пор, пока вы не наедитесь, — ответил Чэчаныко Чэчан. — То, что я вам скажу, непременно закончится схваткой между нами. А я не хочу, чтоб вы роптали на меня, дескать, если бы он дал нам поесть, мы бы действовали совсем иначе. Идите ешьте, но знайте, что сегодняшний день — ваш последний день.

    Тогда средний великан, пристально глядя на пришельца, печально произнес:

    — Гляжу я на этого человека и вижу, что не придется нам ждать от него радости…

    — Какой же ты трус! — рассердился на него старший брат. — Чем же напугал тебя этот мальчишка? Быстро же ты сдался!

    — Я не трус, — ответил тот. — Идемте поедим, а там видно будет, кто из нас труслив, а кто отважен.

    Удалившись на кухню, великаны уничтожили все, что было съестного, не оставили ни крошки.

    — Наелись? — спросил у них Чэчаныко Чэчан, когда они вернулись в комнату.

    — Наелись, не наелись — дело не твое. Говори, зачем приехал

    — А мне кажется, что вы не совсем довольны обедом остались. Думаю, что вам вовсе не помешала бы та бычья нога, которую я съел, — сказал Чэчаныко Чэчан. — Однако, ладно, скажу; зачем я сюда прискакал. Не стану лукавить и хитрить. Я здесь для того, чтобы увезти похищенную вами женщину.

    Великаны дружно рассмеялись.

    — Чему смеетесь? Уж не тому ли, что сегодня для вас настал последний день? Не это ли так вас радует? — спросил у великанов Чэчаныко Чэчан.

    — Нет, мы смеемся над тем дураком, который обманул тебя, и над тем, что ты дал ему обмануть себя, — сказал старший из братьев великанов.

    — Кто глуп, а кто умен, скоро станет ясно, — ответил Чэчаныко Чэчан.

    — Ну, если так, то мы не отдадим тебе эту женщину. А если сможешь увезти ее — увози! Только много таких, как ты, умников приезжало за нею да поплатились за это жизнью. Однако все втроем мы

    не станем вступать с тобой в борьбу по такому ничтожному поводу. Вот если наш младший брат позволит тебе увезти ее, делай это преспокойно.

    — Смысл сказанных тобою слов мне понятен, — ответил Чэчаныко Чэчан. — Я удаляюсь из вашего дома. Но не сомневайтесь, сделаю так, что старший из вас будет разыскивать младшего, не зная, куда тот исчез.

    Сказав это, Чэчаныко Чэчан вошел в кухню.

    — Теперь, женщина, мы с тобой брат и сестра. Сегодня же я воздам по заслугам твоим угнетателям. Мне предстоит тяжелый ратный труд. Но знай — на чьей стороне будет твое сердце, там будет и победа. Ты должна помочь мне. Не оружием, а беспрекословным исполнением моих указаний.

    — Повинуюсь, мой младший брат, — ответила женщина. — Если судьба ко мне будет милостива, я освобожусь, наконец, от моих мучителей. Но они — великаны. Уверен ли ты в том, что одолеешь их и твои добрые намерения не завершатся твоей и моей гибелью? Хотя мне не страшно умереть вместе с тобою.

    Пока они говорили так, самый младший из великанов стоял рядом и слушал.

    — Очень хорошо, что вам ясен исход бессмысленной борьбы. Может, передумаете? — вмешался он в разговор, ехидно посмеиваясь.

    — Начнем! — коротко бросил Чэчаныко Чэчан и кулаком ударил великана в переносицу. Из великаньего носа фонтаном брызнула кровь.

    — Ах ты, негодный, какой лукавый и неожиданный удар нанес ты мне… — пробормотал великан, падая на пол. — Но знай, что далеко ты не уйдешь, я догоню тебя.

    Взяв женщину за руку, Чэчаныко Чэчан вышел из дома. Вскочив на коня, он и ее поднял в седло и тронулся в путь.

    Два старших великана, не ведая о том, что произошло, очень удивились, увидев выезжающего со двора Чэчаныко Чэчана и их невольницу.

    Неужели этот малыш и в самом деле увозит женщину? Удивительно, на что он надеется? Но где же наш младший брат, что он мешкает?

    А младший, обмыв тем временем лицо, облачился в воинские доспехи. Потом он вышел во двор, приблизился к своему коню. Вот он уже закинул ногу в стремя… И тут старшие братья увидели, что нос у него как-то странно вдавлен, и лицо стало плоским.

    — Смотри, что он сделал с ним! — вскричал старший из великанов.— Если так пойдет и дальше, то чего доброго, этот малыш одолеет его. Ступай за ним, поможешь при надобности.

    — Не поеду! — оборвал его средний брат. — Когда я предупреждал вас об опасности, вы только посмеивались. Он и меня одолеет и до тебя доберется. Каждое его слово пылает огнем. Я видел, как изо рта его вырывалось пламя. Оно обожгло меня. Уверен, что это — самый сильный из пельуанов.

    Увидев его, я сразу понял, что перед нами не простой юноша. С ним вовсе не следовало бы связываться.

    Пока братья-великаны спорили так, Чэчаныко Чэчан удалялся от их дома. У него была возможность и сноровка для того, чтобы уйти от погони и благополучно возвратиться туда, откуда явился. Но молодой витязь не воспользовался этой возможностью. Придержав коня, он остановился у околицы, как раз в таком месте, откуда его хорошо могли видеть укрывшиеся в леске нарт Шэбатныко и его спутник. С этого места будет хорошо виден и тот, кто станет преследовать его.

    Осторожно спустив на землю женщину, Чэчаныко Чэчаи привязал уздечку к стремени и, повернувшись в сторону неприятеля, стал поджидать его.

    Тот не заставил долго себя ждать. Избитый, злой, бряцающий навешанным со всех сторон оружием, он был крайне раздражен и рассержен.

    — Эй, ты! На что надеешься? Пока что ты поступил; как ребенок, хотя это для меня и обида. На мое счастье, ты не удрал далеко. Берегись, сейчас я вытряхну из тебя душу!

    — Да будет тебе известно, что я не собирался удирать и поджидаю здесь тебя, — отвечал Чэчаныко Чэчан. — Но меня не устраивает то, что здесь только ты один, а не все вы три брата. Однако ладно, начну с тебя. И пусть вдохновит меня на победу ненависть, которую я питаю ко всякому, кто жесток и бездушен, кто земли под собой не чувствует от своей заносчивости и гордыни. Какие твои условия для ведения боя? Я согласен на любые.

    — Будем биться так, — начал великан. — Расстелем на земле бурки и положим на них по семь стрел. Выпустим стрелы. Если после этого останемся живы, сядем на лошадей и, сшибая их грудь с грудью, будем продолжать биться. С тем, кто не удержится в седле, оставшийся на лошади сделает, что ему заблагорассудится, и покинет место

    — Очень хорошо, — согласился Чэчаныко Чэчан.

    — Поскольку я уже нанес тебе удар, — сказал Чэчаныко Чэчая великану,— начинай поединок ты.

    — Если так, то держись! — крикнул великан. Он первый пустил стрелу в Чэчаныко Чэчана. Она пронзила юношу насквозь. Но он, превозмогая боль, прицелился из лука в великана. Стрела пробила в теле великана огромную дыру. Так было расстреляно семь стрел. Потом противники стали взбираться каждый на свою лошадь. Несмотря на рану, Чэчаныко Чэчан вскочил в седло, будто совсем здоровый. А великан, кряхтя, едва взобрался на лошадь. Кони были равные по силе, ни в чем не уступали один другому. Нужно было только умело управлять ими. Как только Чэчаныко Чэчан почувствовал себя в седле, он сразу же повел атаку, не дав великану опомниться, собрать свои уздечки. Мгновенно тот вылетел из седла. Чэчаныко Чэчан взмахнул мечом и расправился с великаном. А конь погибшего хозяина, испуганно заржав, ускакал в сторону дома.

    Увидев, что конь младшего брата вернулся без седока, старший брат позвал среднего и спросил:

    — Что бы это значило? Если бы брат наш был жив, его конь не вернулся бы с пустым седлом. Седлай своего коня, облачайся в боевые доспехи и поезжай на поиски младшего брата.

    — Ты хочешь, чтоб я отправился на поиски младшего, потом ты поедешь разыскивать меня? Но того, кто стал бы разыскивать тебя, ты уже не найдешь. Да, этот мальчик расправился с нашим братом. Что ж, делать нечего, я отправляюсь, — невесело заключил средний брат.

    — Ну и трус же ты! — возмутился старший. — Если даже наш младший брат расстался с жизнью, разве это может означать, что мы должны сидеть сложа руки. Как он мог допустить, чтобы отправил его на тот свет какой-то ничтожный мальчишка!

    Средний хлестнул коня и ускакал. Вскоре он увидел тело убитого, сплошь пронизанное стрелами, исковерканное ударами меча. Подивился тому, что меч его брата так и остался в ножнах. Младший всегдакичился своей отвагой и силой, а получилось так, будто он был связан и не мог оказать сопротивления противнику. А противник вот он, совсем махонький, преспокойно сидит себе на лошади. А, может, младшего убил кто-нибудь другой, сильный и коварный… Чудеса!

    Всё это пронеслось в мыслях великана, потому что он вспомнил, как смеялись над ним, когда он предупреждал об опасности. Пришпорив коня, он подскакал к Чэчаныко Чэчану.

    — Это ты убил нашего брата и похитил нашу рабыню! — налетел великан на юношу. — А теперь хочешь удрать?

    — Ошибаешься, — спокойно возразил Чэчаныко Чэчан. — Если бы я стремился скрыться, то уже давно бы сделал это, и никто бы не смог меня настигнуть. У меня другие намерения. Я должен рассчитаться с вами со всеми. Думаю, что дождусь на этом месте кое-кого и постарше тебя. Если я достигну задуманного, то отправлюсь в родные края удовлетворенным и спокойным. Если вам удастся одолеть меня, то не беспокойтесь, никто не станет вас за это преследовать, никто не будет разыскивать меня.

    — Я приехал сюда не затем, чтобы разговоры с тобой вести, — наступал великан. — Я приехал биться с тобою.

    — Хорошо. За дело! Я готов. Начинай! Обещаю, что уложу тебя недалеко от твоего младшего брата! Какой бой больше всего нравится тебе?

    — С мечами в руках верхом!

    — Так тому и быть!

    Нужно сказать, что конь у Чэчаныко Чэчана оказался сильнее и выносливее коня его противника и потому великан никак не мог догнать юношу. А когда Чэчаныко Чэчан пускался в погоню, то очень быстро настигал великана и наносил ему сокрушительные удары. Они бились так, что из них во все стороны сыпались кости. Наконец, великан изловчился и тяжело ранил Чэчаныко Чэчана. Подстегиваемый нестерпимой болью юноша приблизился к противнику и ударом тяжелого меча расправился с ним.

    Конь убитого великана поскакал домой. Он еще не вбежал во двор, как старший брат увидел и его пустое седло.

    — Ах, несчастье мне, несчастье! — взвыл он. — Как я мог допустить, чтоб погибли мои братья! Почему я сам не поехал? Если бы поехал, все было бы иначе. Мои братья остались бы живы!

    Долго еще причитал и распекал себя старший великан. Потом взял тридцать стрел, вскочил в седло и, словно ветер, вылетел со двора. Вскоре он увидел тело младшего брата.

  4. Гелани Says:

    — Это я погубил тебя, — сказал он с сожалением. — Я не оценил силы коварного пришельца. Каким бы ты почтенным мужчиной мог стать, если бы не сложил голову в бою. Но я не сумел уберечь тебя до твоей зрелой поры. И все же я доволен тобою: ты не ведал страха, ты всегда делал и совершал то, что нужно было сделать и совершить.

    Проехав еще немного, великан увидел поверженного среднего брата.

    — Чего ты так боялся, то и случилось с тобой, — сказал без сожаления великан. — Ты вступил в бой не для того, чтобы проявить мужество и отвагу, а лишь потому, что побоялся моего гнева. Но я уверяю вас, мои братья, что скоро уложу вашего врага рядом с вами.

    Вот и Чэчаныко Чэчан. Преспокойно сидит он в седле.

    — Ты победил моих братьев колдовством, — напустился великан на Чэчаныко Чэчана. — Но из моих рук ты не уйдешь, и бой наш будет коротким. Не станем тянуть время, приступим к поединку.

    На это Чэчаныко Чэчан ответил:

    — Я давно тут стою и ожидаю тебя. Я недоволен тем, что ты слишком долго не появлялся. Но был уверен, что рано или поздно ты все равно появишься. Вы, братья-великаны, родились не в один день, но умрете все в один день. Какой способ ведения боя тебя больше всего устраивает?

    Великан предложил для борьбы такой способ:

    — Я привез тридцать сагындачных стрел. Они были припасены на самый тяжелый случай. Если я лишу тебя жизни, не расстреляв все тридцать стрел — тем лучше для меня. Если же я выпущу их, а ты останешься жив, продолжим единоборство мечами. Я снесу тебе голову с плеч!

    Чэчаныко Чэчан так ответил на это;

    — Тебя ждет та же участь, которая постигла твоих братьев, если, конечно, удача будет и впредь сопутствовать мне. Приготовься же к бою. Больше от тебя ничего не требуется.

    — Станем на расстояние выстрела и начнем поединок, — предложил великан.

    — Не возражаю. Посмотрю, чего ты сможешь достигнуть!

    Противники заняли позиции. В это время нарт Шэбатныко и его спутник, видя все происходящее и опасаясь за Чэчаныко Чэчана, придвинулись к самому краю леса. И было от чего беспокоиться. Старший великан был сильнее своих братьев, более искусный в боевых приемах. Но они поклялись Чэчаныко Чэчану не выходить из укрытия не вступать в бой и обещание это держали твердо, хотя уже не раз порывались выйти из засады на подмогу.

    Великан первым пустил стрелу. Каждый из них выпустил по тридцать стрел. И ни одна из стрел, посланных Чэчаныко Чэчаном, не миновала цели. Стрелы, пущенные великаном, далеко не все попали Чэчаныко Чэчана. Но вот запас стрел кончился. Тогда, сойдя с коней, противники схватились за мечи. Они стали медленно идти навстречу друг другу. Тут Чэчаныко Чэчан вдруг пошатнулся и стал падать, теряя сознание. Ничего удивительного в этом не было — ведь он был ранен в двух предыдущих боях, получил ранения и в последнем бою.

    Бысым, затаившийся в леске вместе с нартом Шэбатныко, не стал больше ждать. На своем самом сильном и быстром коне в мире он помчался на великана. Подоспел как раз в тот момент, когда великан уже занес руку с мечом над Чэчаныко Чэчаном. Но тотчас его рука безжизненно

    опустилась, меч упал на землю. Это бысым нанес последний, смертельный удар израненному, но еще сильному и злобному великану,

    К месту боя прискакал и нарт Шэбатныко.

    — Подхватывай в седло Чэчаныко Чэчана, — распорядился он, — а я — женщину. Нужно удалиться от этого места, пока Чэчаныко Чэчан не пришел в себя. Иначе он может обидеться на то, что мы не сдержали клятву и, чего доброго, приведет в исполнение свою угрозу! Торопись!

    Дома их встретила девушка-хозяйка. Она приняла из рук брата раненого Чэчаныко Чэчана. Его заботливо уложили в хачеще. Вызволенная из плена жена бысыма уже грела в кухне воду, чтобы обмыть кровавые раны Чэчаныко Чэчана.

    Брат и сестра были искусными лекарями, знали, как быстро залечивать раны. Они промыли их, смазали уцдаге (уцдаге — то же, что и кондаге), туго забинтовали.

    Трое суток лежал Чэчаныко Чэчан без сознания, без движения. И только чутко прислушавшись к его едва уловимому дыханию, можно было убедиться, что жизнь теплится в нем. Лишь на четвертые сутки он слегка вздрогнул и шевельнулся. Сознание понемногу вернулось к нему, Он приоткрыл глаза и едва слышно спросил:

    — Где я? Что со мной? Помню, что последнему врагу я нанес много ран… Что сталось с моим противником после того, как я упал без чувств? Он умер от ран? А, может, думая, что я умер, он покинул место боя? Скажите мне обо всем без утайки.

    Тогда нарт Шэбатныко заговорил:

    — Когда ты упал, мы направились к тебе. Мой спутник последовал за мной. В это время твой враг сделал по направлению к тебе еще несколько нетвердых шагов и свалился замертво. Мы приблизились к тебе. Мой спутник соскочил с коня, склонился над тобой и приложил ладонь к твоему лбу. «Жив!» — воскликнул он. Выхватив из ножен кинжал, очертил вокруг тебя землю, завернул тебя в бурку и вскочил в седло. «Если мы его быстро доставим домой, смерть окажется бессильной Мы с сестрой знаем немало секретов, которые спасают жизнь. Он поскакал. Я поднял с земли освобожденную нами женщину и помчался вслед. Встретила нас здесь девушка. Тебя устроили в хачеще, а она распорядилась приготовить все необходимое для того, чтобы перевязать твои раны. Без движения ты пролежал трое суток и только на четвертые чуть-чуть пошевелился. А теперь ты сам можешь судить в каком ты состоянии. Сейчас тебе гораздо лучше, — заключил нарт Шэбатныко.

    — Какие бы испытания я ни перенес, сколько бы ран ни было на мне, я спокоен, потому что те жестокие, заносчивые великаны, от которых я услышал столько оскорбительных слов, отошли в мир иной, — сказал Чэчаныко Чэчан. — Они рассвирепели из-за того, что я съел у них мяса и супу. Теперь уже ничто не в силах взволновать их.

    Брат и сестра лечили и ухаживали за Чэчаныко Чэчаном ровно три месяца. Отец Чэчаныко, старый и суровый Чэчан за все это время ни разу не навестил сына, не спросил, как он себя чувствует. Но нарт Шэбатныко посещал старика, вел с ним всякие разговоры и рассказал, между прочим о том, как сын его победил великанов.

    Когда Чэчаныко Чэчан окреп настолько, что мог твёрдо держаться в седле и носить оружие, он сказал, обращаясь к нарту Шэбатныко:

    — Всё же мы не должны с тобой забывать, что находимся в пути. Прошло слишком много времени с тех пор, как я покинул свою мать. Она пребывает в тоске и горе, думая, что погиб не только мой отец, но и я, ее сын. Пора отправляться в обратный путь.

    — Я не забывал об этом, но ждал твоего выздоровления…

    И сказал, найдя хозяина:

    — Чэчаныко Чэчан настолько окрёп, что уже заговорил об отъезде. Если ты не возражаешь и отпускаешь нас, мы уедем.

    — Я должен согласиться, — промолвил хозяин. — Вы для меня сделали очень много — утешили в горе, вернули жену, сняли тяжесть с моей души. Но у меня есть просьба к тебе, нарт Шэбатныко. Вот о чём я хочу просить тебя. Твой спутник Чэчаныко Чэчан настолько молод и силен, что никому ни в чем не завидует, ни в чем не нуждается. Если я решу подарить ему табун лошадей, он откажется. Поэтому я хочу предложить ему другое… Мне, правда, неудобно об этом говорить, но все же я скажу, а ты передай Чэчаныко Чэчану. Суть вот в чем. Я и моя сестра — пельуаны. Разумеется, она не может выйти замуж за того, кто ниже ее по происхождению… Короче говоря, если бы Чэчаныко Чэчан женился на ней… Да и дружбу нашу с ним мы могли бы тогда лучше поддерживать. Что ты об этом думаешь?

    — То, что ты сказал, я передам Чэчаныко Чэчану и посоветую ему то же самое, — ответил нарт Шэбатныко. — Невесты лучше твоей сестры ему не сыскать. Вижу, как она скромна, хозяйственна. Да и Чэчаныко Чэчан, наверное, заприметил в ней что-нибудь доброе. Я поговорю с ним и передам тебе его ответ.

    Нарт Шэбатныко вернулся в хачещ к Чэчаныко Чэчану.

    — У меня к тебе есть разговор, — начал нарт Шэбатныко. — Может, тебе будет неловко слушать то, о чем я скажу, да и мне не совсем удобно говорить об этом. Но отбросив ложный стыд, мы должны поговорить начистоту. Итак, если ты согласен выслушать меня, буду говорить.

    — Слушаю тебя. Что бы ты ни сообщил мне, если ты это одобряешь, значит одобряю и я. А если ты поведаешь мне о таком, что я не могу принять, то скажу об этом открыто.

    И нарт Шэбатныко рассказал о предложении бысыма.

    Чэчаныко Чэчан и в самом деле был ужасно смущен.

    — То, о чем ты говоришь, мне и во сне не снилось! — воскликнул он. — Если бы я хоть немного догадывался, о чем пойдет речь, не дал бы опрометчивого обещания согласиться с тобой. Но ты уже, выходит, заставил меня принять твое предложение. Однако не будем спешить с окончательным решением.

    Чэчаныко Чэчан продолжал:

    — Тринадцатилетним мальчиком я покинул родной дом и отправился на поиски отца. Было у меня и другое стремление — доказать своим сверстникам, что умею драться не только с ними, но и совершать серьезные поступки. Все знают, что я отправился на поиски отца. Мать измучилась от безызвестности. А я приеду домой и привезу жену! Мой старый отец и ты, выходит, будете сопровождать нас. Нет, такое я допустить не могу. Согласен на твое предложение, но поеду за невестой только после того, как приведу домой отца и воздам по поводу его возвращения все почести. Это, конечно, возможно только в том случае, если эта девушка не торопится выйти замуж. Если же она думает иначе, пусть даже золотые волосы покроют ее голову, я не повезу ее вместе с моим отцом.

    — Мой сын, я был уверен, что ты скажешь именно такие слова. Но не зная твоего мнения, я ничего определенного не мог ответить хозяину, который столько забот и внимания проявил к нам.

    Нарт Шэбатныко сообщил бысыму ответ Чэчаныко Чэчана.

    — Я рад, что он не отверг моего предложения и еще вернется в наш дом, — сказал тот.

    — Ну, если мы обо всем договорились, то, пожалуйста, снаряди нас в путь.

    Вернувшись, нарт Шэбатнько сказал Чэчаныко Чэчану:

    — Твое решение одобрил хозяин. Сестра его будет ждать тебя.

    У коновязи гостей ожидали четыре особой породы лошади с походными седлами. Вскоре рядом хозяин поставил и тех коней, на которых прибыли в эти края Чэчаныко Чэчан и нарт Шэбатныко. Потом он зашёл в хачещ и, обратившись к нарту Шэбатныко, сказал:

    — Ты старше Чэчаныко Чэчана. Ты ровесник его отцу. Знаю, что Чэчаныко Чэчан не примет от меня ни золота, ни другого добра. Но вот эти четыре лошади, которых вы видите у коновязи рядом с вашими, понадобятся вам в трудной дороге. Море они переплывут не хуже гусей. Путь, который ваши лошади пройдут за трое суток, мои преодолеют в одни, Прошу принять этот мой подарок.

    — Что ж, мне приятен твой подарок, — ответил Шэбатныко. — Для Чэчаныко Чэчана он должен быть еще приятней. Юноша только начинает свою жизнь и нуждается в добром коне и остром оружии.

    — А теперь я приведу старого Чэчана, — сказал бысым и удалился.

    — Чэчан,— обратился он к нему. — Знаю, что ничего не мило было тебе в моём доме. Но сын твой Чэчаныко Чэчан отыскал тебя и благополучно разрешил все дела. Он уничтожил моих врагов, снял

    тяжелый камень с моей души. Сейчас нарт Шэбатныко и Чэчаныко Чэчан покидают мой дом, настало время и тебе вернуться в родные края. Да пошлет тебе бог всякого добра. У тебя замечательный сын,

    ловкий, смелый, выносливый. Лучшего сына не надо было у бога просить. Счастливого тебе пути!

    — Сын мой! Если все твои желания исполнились, если ты получил полное удовлетворение, я готов примириться с тем, что столько лет был твоим пленником. Плохо, конечно, что ты не выпускал меня

    из комнаты, но все остальное в моем содержании было безупречным.

    Бысым накинул на старого Чэчана дорогую шубу, вручил ему дорогую палку.

    Все вышли из дому и направились к лошадям. Первым поднялся в седло старый Чэчан. Потом сел на коня нарт Шэбатныко, потом Чэчаныко Чэчан. Все выехали со двора.

    Море переплыли благополучно. Бысым сопровождал их. На том берегу старшие сказали ему:

    — Вернись! Не затрудняй более себя.

    — Как вы можете так говорить! — возразил бысым. — Разве это мое маленькое участие может идти в сравнение с тем, что все вы сделали для меня? Пока Чэчан не будет благополучно доставлен в свой дом, я не вернусь назад.

    Вот и родной аул нарта Шэбатныко. Заехали к нему в дом, и пошел пир горой, который длился три месяца… потому что нарт Шэбатныко ровно три месяца не отпускал гостей. Наконец, отправились дальше. Нарт Шэбатныко тоже продолжал с ними путь.

    А это уже улицы аула, где когда-то жили Чэчан и его сын. Но что это? Никто не узнает их! Только один старик признал серого коня, на котором когда-то скакал Чэчан, а потом его сын. Увидев коня, старик решил, что молодой хозяин его убит или пропал без вести, а эти незнакомые люди завладели его конем. Он решил пойти к бедной старухе, мат ери Чэчаныко Чэчана, и рассказать ей обо всем увиденном. Если не отдадут коня, то пусть она, бедняжка, хоть посмотрит на него да поплачет, — так решил старик.

    — Матушка, — позвал он у плетня. — Удивительную весть я принес тебе.

    — О чем? Если обрадуешь, одарю тебя.

    — Нет. Обрадовать не могу. Печальная весть. Повстречал я всадников и среди их лошадей увидел серого коня Чэчаныко Чэчана, того самого, на котором он отправился в поход. Если эти всадники не задержатся в ауле, то через несколько минут пройдут мимо твоего двора, и ты сможешь увидеть того коня. Вот почему я так торопился. Ведь с тех пор, как твой муж покинул дом, прошло восемнадцать лет, а с тех пор, как сын отправился его разыскивать, прошло пять лет. Вот я и прибежал предупредить тебя, чтобы ты, увидев коня, вспомнила дорогих тебе людей.

    — Большую радость ты принес мне! Сколько всадников ты видел?

    — Четыре. Два старика и два молодых человека. Лошади под ними такие, каких я никогда не видал, о которых никогда не слыхал. Серого же коня ведут в поводу.

    — Ты даже не знаешь, какую радостную весть принёс мне! Ты заслужил хороший подарок. Пусть это будет молодой конь, родившийся от кобылицы из породы фарэ. Пойди и излови его в табуне.

    Пока они говорили таким образом, показались всадники и уверенно въехали в ворота. Здесь они соскочили с лошадей. Старики сразу направились в хачещ, где обычно собирались самые почетные старцы — приятели Чэчана.

    Мать Чэчаныко Чэчана сообщила всем друзьям Чэчана, которые принимали участие в его розысках, о том, что муж ее и сын вернулись. Товарищи и приятели тотчас приехали на подводах, груженных яствами, лакомствами и питиями. За подводами шли на привязи жертвенные на привязи жертвенные животные. И начался пир на весь мир. Три месяца длилось торжество. Все это время нарт Шэбатныко и бысым, приехавший из-за моря, были здесь неотлучно.

    В последний день третьего месяца мать Чэчаныко Чэчана объявила:

    — Сегодня конец пиру и торжеству. Всем, кто посетил меня в дни моей радости, я говорю: всех благ вам. У меня остаются два гостя — Нарт Шэбатныко и молодой человек, приехавший с дальней стороны. Я должна с достоинством, как они того заслуживают, проводить. Поэтому всех прошу быть свободными, желаю счастливого пути.

    Гости разъехались. А через две недели честь по чести снарядили в путь-дорогу нарта Шэбатныко и заморского бысыма.

    Через год Чэчаныко Чэчан сказал:

    — Пришёл срок отправиться мне за море к бысыму.

    Сев на подаренного коня, взяв походное оружие и снаряжение, Чэчаныко Чэчан выехал со двора.

    Вот и аул, где живёт нарт Шэбатныко.

    С приездом, мой сын! — приветствовал его старый нарт. — А я, признаться, уже поджидал тебя, помня о данном тобою слове. Поедем.

    Утром на следующий день жена Шэбатныко распорядилась оседлать лошадей, наполнила походные сумки провиантом, приторочила их к сёдлам. Нарт Шэбатныко и Чэчаныко Чэчан ускакали.

    Море преодолели благополучно. Вот и дом их приятеля. Не успели они подъехать к воротам, как бысым вышел им навстречу и радостно приветствовал их. Девушка же, застыдившись, не вышла из дому. Ведь она знала, что нарт Шэбатныко приехал с её женихом.

    Три дня гостили они в доме бысыма. На четвертый нарт Шэбатныко сказал:

    — Если наше дело решенное, то мы уедем.

    — Решено, — ответил бысым.

    Стали готовиться в дорогу. Так как брат был старше сестры, то с шутками и прибаутками он вывел ее за руку из дому. Сев на коня, он изогнулся и ловко подхватил девушку в седло. Наконец, все выехали со двора. Когда, преодолев море, все оказались на противоположном берегу, нарт Шэбатныко и Чэчаныко Чэчан стали упрашивать бысыма вернуться домой. На этот раз тот не стал возражать, Чэчаныко Чэчан пересадил девушку в свое седло. Приехали к нарту Шэбатныко. Целый месяц гостили у него жених и невеста. Только после того, как невеста была одарена в этом доме подарками, только после того, как было подобрано соответствующее случаю количество конных провожатых, жених и невеста направились в дом жениха. Нарт Шэбатныко и его жена их сопровождали.

    Доставив молодых в дом жениха, нарт Шэбатныко объявил, что все расходы по свадьбе он берет на себя. Семь дней шумела веселая свадьба. На восьмой нарт Шэбатныко сказал старому Чэчану и его жене:

    — Благополучия и счастья вам! А я возвращаюсь домой. Если я не смог сделать всего, что полагалось, не обессудьте!

    — Что ты! Все было как нельзя лучше! — воскликнула старая мать Чэчаныко Чэчана.

    — В том, что ты сделал для нас, нет никакого изъяна, — сказал старый Чэчан. — Тот, кто с таким участием относится к радости другого, — верный и преданный друг. Сын мой, если он настоящий человек, оценит твою дружбу, ответит на нее такой же щедростью и участием.

    Нарт Шэбатныко и его жена уехали. Потом по старому адыгскому обычаю было торжество в честь привода юноши и вывода невесты. Этим и закончился свадебный ритуал.

    …Чэчаныко Чэчан, как и отец в свое время, совершал походы. Случалось, что по целому году не бывал он дома, часто заезжал к старому нарту Шэбатныко. И у бысыма, называвшегося теперь шурином, тоже частенько бывал в гостях. Тот по пути к сестре гостил в доме Шэбатныко, подолгу жил у Чэчаныко Чэчана. Нарт Шэбатныко тоже нередко проведывал старого Чэчана. Так и остались эти люди, перенесшие столько трудностей и невзгод, на всю жизнь близкими и верными друзьями.

  5. Гелани Says:

    О колыбели, спрятанной на горе Басман

    Когда-то в Крыму существовали два сильных княжества. Одно из них именовалось генуэзским и расположено было на побережье, другое находилось в горах и потому называлось горским.

    Княжества эти вели между собой беспрерывную войну. Генуэзцы угоняли стада горцев и разоряли селения. Горцы в ответ нападали на генуэзские крепости. Такое положение не могло длиться бесконечно, надо было решить споры. Но как? Вопрос этот враждующие князья задали своим советникам. Некоторое время спустя генуэзский посол явился со свитой к горскому князю и предложил вечную дружбу. И если горцы действительно искренне желают дружбы, то пусть выдадут генуэзцам золотую колыбель — священную реликвию горского народа, которая изображена на его знамени.
    — Мы требуем этого только потому, — сказал генуэзец, —. что знаем, как высоко цените вы колыбель. Передайте ее нам — и мы убедимся, что вы дорожите миром больше всего на свете.
    Услышав это требование, горский князь обнажил саблю и ответил:
    — Твои слова так оскорбительны, что я готов тебя убить. Неужели ты не знаешь, что в этой колыбели вскормлены все мы и что у нее клялись в верности своему народу наши предки?
    Посол генуэзцев настаивал на своем и добавил:
    — Мы жаждем согласия с вами и готовы тоже дать вам в залог самое дорогое, что имеем.
    Вождь горского народа немедленно собрал своих советников, рассказал о предложении генуэзцев. Долго думали горские советники. Они ни за что не хотели расстаться со святыней своего народа, ибо это значило, что они добровольно согласны лишить себя своего имени, свободы и независимости.
    — Надо попросить у генуэзцев ту бумагу, по которой они владеют землей в Крыму, — решил совет горцев. — Нечего думать, что они на это согласятся. А тогда начнем переговоры о мире на иных условиях.

    Генуэзскому послу передали ответ горского князя. Посол молча повернулся и со своей свитой отправился на побережье. Прошла еще неделя, и от генуэзского князя явился новый гонец.

    — Возьмите у нас все, что угодно, — говорил он, — но только не эту бумагу.
    — А что же дороже ее есть у вас? Ведь осмелились же вы говорить с нами о нашей святыне!
    — Мы — это другое дело, — сказал посол. — Вы известны, как народ гордый, неустрашимый, и вас можно заставить помириться в нами, только отняв вашу святыню.
    — Спасибо за доброе слово! — усмехнулся горский князь. — Но почему вы держитесь за клочок бумаги? Что он вам дает?
    — А какие же права на землю останутся у нас, если мы лишимся этой бумаги?
    — Не договоримся мы, наверное, — сказал князь.
    — Смотри, не озлоби нас. Мы силой заберем вашу святыню, раз вы сами не хотите отдать ее нам.
    — Ты угрожаешь, — ответил горец, — но легче говорить, чем сделать. Народ наш не боится никого и скорее весь до последнего ляжет в битве, чем продаст свою честь!
    — Другого ответа я не дождусь?
    — Нет!

    Разгорелась новая война между генуэзцами и горцами. Редели ряды славных защитников знамени с изображением золотой колыбели, княжеству грозила гибель. Генуэзцы требовали золотую колыбель, обещая прекратить войну. Тогда горский князь собрал народ и спросил, не лучше ли согласиться с такими условиями.
    — Мы не хотим этого! — закричали воины. — Не допустим позора, пока жив хоть один из нас!
    — Друзья мои! — сказал князь. — Пока цела наша святыня, народ живет, хотя бы осталась от него только горстка людей. Поэтому я спрячу святыню так, чтобы ее не нашел никто из врагов. И наложу на нее заклятие, чтобы далась она в руки только тем, кто приблизится к ней с чистыми побуждениями…
    Сказав это, князь с небольшой группой близких людей направился к пещере на горе Басман, близ Биюк-Узенбаша. Только им одним известными тропами они добрались до нее. Воины внесли золотую колыбель в глубь извилистой пещеры и оставили князя одного. Став на колени, он тихо произнес:
    — Могучие духи! Я и народ мой вверяем вам самое дорогое, чем мы обладаем. Его хотят отнять алчные соседи — генуэзцы, чтобы лишить нас имени, чести и свободы. Горские воины бьются с ними сейчас не на жизнь, а на смерть. Если они не сумеют одолеть жестокого врага и погибнут, прошу вас: примите под свою охрану нашу святыню и сохраните ее для грядущих поколений.
    — Так будет! — раздалось в мрачной пустоте пещеры.
    — Заклинаю вас покарать того, кто захочет взять эту колыбель ради порабощения другого народа или ради какого-нибудь иного злого умысла.
    — Так будет! — опять донеслось из мрачной пустоты.
    — Могучие духи! Я прошу вас открыть место, где хранится колыбель нашего народа, тем людям, которые будут искать ее для возрождения моего народа, его славного имени, его непокорного духа. И помогите мне в битве за жизнь моей семьи, жен и детей моих воинов, за нашу землю, горы, за наши поля и жилища!
    В этот момент перед князем появился старец в белой одежде и сказал ему:
    — Не отчаивайся! Тяжелые дни переживает твой народ, но наступят для него и лучшие времена. Это будет не скоро, немало горя испытает он. Однако, смотря вдаль, я вижу его возрожденные поля, шумные города, счастливых людей. Не отчаивайся, если даже потерпишь поражение…
    — А что будет с генуэзцами, нашими врагами?
    — Судьба их несчастна, как и всех захватчиков. Они навсегда исчезнут с этой земли.
    Старец медленно ушел в глубину пещеры, а князь выбрался из нее и поспешил к своим воинам.

    Долго еще длилась война между двумя народами. И каких бы побед ни достигали генуэзцы, они не добивались своего, не могли захватить золотой колыбели.

    Ушли последние отряды горцев с родной земли, уступили злобной силе. Но и ряды их врагов ослабли. И когда неожиданно орды новых захватчиков нагрянули на генуэзцев, они с позором бежали, чтобы никогда больше не появляться на крымской земле. А бумагу, которая давала им право владеть ею, унес ветер в далекое море, и исчезла она навеки.
    Столетие за столетием кипели битвы за горскую землю, а в пещере на горе Басман хранилась чудесная золотая колыбель. Много смельчаков пыталось завладеть ею, но им не удавалось добраться до нее. Они возвращались изуродованные, с помутившимся разумом.

  6. Гелани Says:

    О гостеприимстве, то есть как усвоить те или иные традиции, тоже есть масса легенд которые очень легко запомнить, и руководствоваться мудростью заключённой в них всю жизнь…

    Пришёл волк к пастуху, Салам пастух, салам Волк. Послушай пастух, ранен я был на охоте, и ослаб — не могу пока охотиться, дай мне, пожалуйста, овечку до лучших времён, пока приду в себя? Ты не знаешь разве, ответил пастух, что это овцы не мои, не могу я тебе без разрешения Князя дать овцу. Хорошо, говорит волк, сходи к князю, а я посторожу твоих овец. Согласился пастух, оставил овец волку и пошёл к князю. Князь принимал гостей, сидя во главе стола. Зашёл пастух. Рассказал пастух, что и как. Удивился князь, как это ты доверился волку, спросил он? Он поклялся мне, отвечал пастух, ещё пуще удивился князь, чем же это он тебе поклялся, спросил он пастуха!? Волк сказал, да буду я хозяином дома, сидящим во главе стола принимая гостей! Да буду я снохой пришедшей домой поссорившись со свекром…

    Даа! Сказал князь, от волчьей мудрости мне тоже польза досталась, он немедленно сошёл с главного места за своим застольем, и посадил туда одного из своих гостей. И сказал пастуху, иди и скажи Волку от меня спасибо за науку, и пусть выберет из стада самого жирного барана! Поблагодарил пастух князя и вернулся к стаду, где его ждал Волк. Передал пастух слова князя Волку и разрешил выбрать самого жирного барана… Бросился Волк в стадо… и схватил, самую маленькую худую овечку. Удивился пастух, ты что Волк, баранов разучился выбирать, что это ты за хурду выбрал!? Эээ! Ответил Волк, приятель, разве был бы у меня княжеский титул, если бы я на благородство не мог бы отвечать благородством .

    Обратите внимание, сколько можно почерпнуть полезного из одной только этой маленькой притчи.

  7. Гелани Says:

    В «Песне о том, как построили башню» в поэтической форме описана техника строительства башни:

    Трижды землю поили молоком, трижды срывали грунт,

    И только когда земля отказалась пить, положили первые камни;

    Восемь огромных глыб, образующих углы бов,

    И был каждый камень равен ценою быку, а весом – восьми быкам.

    Их привезли с вершины горы, взявши из-под голубого льда…

    Каждый камень везли двенадцать быков, ломая копыта от напряженья,

    Каждый камень тесали двенадцать дней четыре каменотеса,

    И стальные тесла крошились у них, будто сделанные из липы…

    Двадцать тесел каждый каменотес сломал о ребра камней,

    И камни стали ровны, как стекло, и приняли нужный вид!..

    Тогда четыре, как горы, седых старика осмотрели и ощупали их,

    И каждый сказал: «Теперь хороши, ни порока, ни трещины нет!»

    И каждый сказал: «Бов будет крепка, как наши горы крепки,

    И будет стоять во веки веков, как мир во веки веков стоит!..»

    И каждый сказал: «Мы землю здесь поили густым молоком,

    А камни эти, чтоб были крепки, напоим горячей кровью, –

    Пусть свяжет кровь четыре угла, как род наш кровью связан,

    И этой связи не сокрушат ни смерть, ни вечное время!»

    Был приведен баран, чья шерсть горных снегов белей,

    И рога, сделав дважды полный круг, были, как копья, остры…

    И каждый камень был обагрен горячей, как солнце, кровью…

    Пока в котле варился баран, была замешана известь,

    И было белой известью скреплено скрепленное красной кровью…

    После этого начали пир, на луг расстелив кошму…

    Целую гору мяса принесли и поставили на кошму,

    Золотистый, как день, чурек и черное пиво, густое, как ночь,

    Принесли и поставили на кошму.

    Сыр ноздреватый и желтый мед принесли и поставили на кошму,

    И сто тридцать стаканов из серебра рода старейший отец

    Вынес из гала, и на кошме расставили юноши их.

    Сто тридцать мужей сидели вокруг, по самой кайме как раз,

    И отразились на серебре двести шестьдесят глаз!

    Сто тридцать юношей встали вокруг, ста тридцати мужам служа,

    И небо раскинуло над кошмой свой голубой шатер…

    ……………………………………………………………

    На самом почетном месте посажен Янд – славный строитель бов

    И первый наполненный стакан поставлен был перед ним.

    Лучшие части барана и лучший чурек предложены были ему.

    И если Янд поднимал стакан, все поднимали враз,

    А если он ставил стакан, то ставили все, как один!

    Пока он ел, готовясь к труду, ели и пили все,

    А когда он насытился и сказал: «Сагъл хозяину!» – то

    Все перестали есть, и все хозяина поблагодарили…

    И дечиг-пандара живое сердце трепетало под пальцами музыканта,

    Когда восемь помощников Янда, встав, стали готовить известь…

    Известь кипела, пенясь, шипя, будто змея, и густела…

    И становилась вязкой, как темнота узких ночных ущелий…

    Лишь только песня потухла, Янд встал и принялся за работу:

    Он взял два камня и, смазав их известью, ударил один о другой,

    И сразу два камня стали одним под сильной его рукой!

    «Известь готова, сказал Янд, пора приняться за дело!»

    И все ожило вокруг него, запенилось и зашипело!

    Крутился ворот, от натуги скрипя: струной дечиг-пандара напрягался канат,

    Скрученный из восьми ремней, вырезанных из кожи буйвола;

    Камни, становясь, будто пух, легки, шли наверх, послушные неуклонно

    И поворачиваясь в руках Янда нужной ему стороной.

    Из разных мест ущелья привезены обломки различных глыб,

    Скрепленные известью, становились они неделимым целым.

    Камни ложились один за другим, вздымался за рядом ряд,

    И казалось, что известь и камни между собой, как бы советуясь, говорят…

    Так Янд работал, кипел и пел, яростью труда лют,

    И казалось, что камни под его рукой, гордые собой, поют…

    Работа кипела, и Янд горел в работе, не считая дней,

    И в небо вонзилась своей вершиной стройной песня камней.

    Первый ярус закончен, сюда никогда не заглянет день…

    Ярус второй – уже свод сведен и очажная цепь висит,

    Здесь будет дни свои коротать семья в случае войны!

    Янд сам вытесал косяки из черных гранитных глыб,

    Сам из дубовых брусьев сбил дверь толщиною в пядь,

    Сам приладил засов, и сам проверил его работу,

    Выше поднялся Янд и вновь принялся за работу!

    Четвертый ярус – здесь сторожа, сменяясь, у бойниц встанут,

    И все четыре стороны света будут как на ладони.

    Так камни ложились за рядом ряд, ярус за ярусом росла бов.

    И вот на триста шестидесятый день закончил Янд пятый ярус!

    …………………………………………………………………….

    Четыре балкона с четырех стен выступали вперед,

    И с каждого пуля-молния без промаха в сердце бьет!

    И снова Янд поднимается выше, и выше уже нельзя, —

    Здесь будет крыша, легкая, словно свет, стройным конусом сведена,

    Ложатся уступами ряды камней, постоянно сужаясь кверху,

    И тонкие плиты сланца их перекрывают сверху.

    И вот опять ряд камней и плит, и снова камни и плиты,

    А Янд все ближе, ближе к солнцу, ближе с каждой минутой!

    В четыре дня двадцать рядов камней и двенадцать сланцевых плит

    Под неутомимой его рукой, красиво перемежаясь, легли…

    И вот триста шестьдесят пятый день, проснувшись, открыл глаза,

    Сразу же хлынула дню в глаза просторная синева. –

    Вместе с рассветом проснулся Янд, легко заскрипел ворот, –

    Янд поднялся на башню, и у его ног расположились горы.

    В последний раз напрягался канат, бесконечный, как человеческая память,

    И последний раз ворот скрипел и пел, поднимая последний камень.

    Закончена песня труда и камней – выше уже нельзя:

    Над самою головою легкие облака плывут, скользя,

    Садится солнце, и, пересекая ущелье, бов бросает тень.

    Так стал последним, замковым камнем триста шестьдесят пятый день.

  8. Гелани Says:

    На самой вершине утеса стояла боевая башня, которая защищала вход в ущелье, а также с нее передавали сигналы о приближающейся опасности в другие районы гор. Кровлю ее завершал остроугольный камень – цурку.

    Однажды сокол, пролетая над утесом, сел на этот камень и очень довольный собой, стал оглядывать окрестные горы.

    – Чем же ты так доволен? – спросил у него камень.

    – Как же мне не быть довольным, если у меня так все хорошо, – ответил сокол, – Всевышний дает нам, соколам, три года жизни на этой земле. Я уже два года прожил, но чувствую себя словно мне один год, и прилетел я сюда, поклевав живой печени. И подвластны мне крылья и небо.

    – Я же стою на вершине этой башни уже девятьсот лет для того, чтобы она не разрушилась, – сказал камень, – За это время я увидел столько, что, начни я рассказывать об этом даже со времени твоего сотого предка, не хватило бы твоей жизни. Разница между мной и тобой в том, что ты создан для того, чтобы насыщать свой желудок и любоваться своей силой и удалью, я же здесь для того, чтобы не разрушилась эта башня и чтобы она оберегала мир, живущих вокруг.


Оставьте комментарий